Амеде Ашар - Плащ и шпага

- Но я люблю вас! - страстно прошептал он. - Мне ли чего-то бояться? Разве я не знаю, что вы меня ждете? Разве это не к вам ведет шелковая лестница? Да у меня крылья за плечами! Ведь я к вам поднимаюсь, Луиза. Как же я люблю вас, дорогая вы моя!

Луиза обняла его за шею и, склонившись, залюбовалась им. Грудь её волновалась, на глазах показались слезы.

- А я, разве я вас не люблю? Для вас я забыла все на свете, даже самое дорогое - жизнь. И все же.. - Она запнулась. - Даже с вами я не перестаю бояться, что меня когда-нибудь постигнет наказание.

Она задремала. Молодой человек сел рядом и привлек её к себе. Она горестно склонилась к нему, опустив голову на его плечо.

- Боже, - прошептала она печально, - прошлой ночью я видела грустный сон, друг мой. Будто вы только что покинули меня. Целый день я провела в тоске... Лучше бы вы не приезжали. Я не рождена для неверности. Я не из тех, кто легко может притворяться. П ка я вас не узнала, я, хоть и жила в одиночестве и не была счастлива, все же так не страдала...

- Луиза, ты плачешь! А я готов сейчас же отдать за тебя жизнь!

Она страстно прижала его руку к сердцу.

- Мой милый, я все же не жалею ни о чем. Ведь ты благодаря мне узнал счастье. И мои слезы ничего теперь не значат. Да, бывают часы, после которых все остальное теряет смысл. Моя ли в том вина, что я тебя сразу полюбила?

И она продолжала страстно шептать ему о своей любви, как вдруг за окном раздался крик филина, облетавшего замок. Графиня очнулась и, побледнев, осмотрелась вокруг.

Ах, это ужасно! Быть беде в эту ночь. - Голос её дрожал.

- Ну что вы, птица ищет добычу. Ничего страшного.

- Сегодня я везде вижу дурные предзнаменования. Утром, выходя из церкви, я наткнулась на гроб с покойником, который несли туда. Вечером у меня лопнул шнурок на четках, и они рассыпались. Нет, это беда. Она мне грозит отовсюду.

- Какие мрачные мысли! Они у вас от вашей замкнутой монастырской жизни в этих древних толстых стенах. Вам нужен воздух королевского двора, воздух Парижа и Сен-Жермена, воздух праздников, от которых ваши красота и молодость только расцветут пышным цветом. Там вам место.

- Уж не с вами ли?

- Почему бы и нет? Вверьте мне вашу судьбу, и вы будете счастливы. Моя рука, моя шпага - ваши, сердце тоже. Имя Колиньи достаточно знатное. Для него найдется блестящее положение. А уж в нынешнее-то время! Ведь кругом назревают войны, и у дворянина все да будет возможность прославиться и составить состояние.

Луиза грустно улыбнулась:

- А мой сын?

- Я всегда приму его, как родного.

- Вы добры и великодушны, но у меня свой долг, и я ему не изменю. Моя совесть требует, чтобы я посвятила себя ребенку. Кто знает, может, когда-нибудь я одна у него и останусь. Но даже если бы меня не удерживало здесь материнское чувство, я бы все рав о не пошла за всеми. Быть женщиной, не носящей вашей фамилии, женщиной к которой вы будете прикованы вашей честностью, которая везде будет для вас помехой! ... Нет, ни за что! Только лишь мысль, что когда-нибудь на вашем лице я увижу тень сожаления... Нет, такого горя я не переживу.

Вдруг она остановилась и пристально взглянула на него.

- Что я только говорю! Ведь ваш отъезд уже близок, возможно даже завтра. Вы говорили, что вас скоро вызовут ко двору, что король снова ждет вас. Может, уже пришел приказ? Да говорите же!

- Луиза, ради Бога... - Он замялся.

- Нет, я хочу все знать. Ваше молчание для меня больней, чем правда. Прошу вас, говорите, был приказ?

- Да, а получил его вчера. У меня не хватило духу сказать вам о нем.

- Вы уезжаете?

- Я ношу шпагу, и мой долг - повиноваться.

- Когда? Завтра?

Помедлив, он произнес:

- Да, завтра.

Луиза вскрикнула. Он схватил её за руки.

- Вот он, страшный час, - пробормотал он.

- Да, страшный, - в отчаянии произнесла она, и слезы полились у неё из глаз. - Вы забудете обо мне. Война, развлечения, интриги - все это отнимет у вас время. А потом... потом и новая любовь...

- Боже, о чем это вы?

- Я останусь для вас лишь воспоминанием. Сначала, быть может, живым, раз вы меня любите. Потом все более отделенным. Наконец, и вовсе забудете обо мне. Не говорите "нет": вы же не знаете, вернетесь ли вы сюда когда-нибудь. Как далеко мы от Парижа и к к счастливы те, кто живет вблизи Компьеня или Фонтенбло! Они могут видеть тех, кого любят.

Рыдания слышались в её голосе. Колиньи упал к её ногам.

- Что прикажете мне делать? Я принадлежу вам... Прикажите мне остаться.

- И вы сделали бы это для меня?

- Клянусь, сделал бы.

Графиня страстно поцеловала его в лоб.

- Если бы ты знал, как я тебя обожаю, - произнесла она.

Но тут, отстранившись, она добавила:

- Нет! Наша честь - дороже жизни. Уезжайте, прошу вас. Только не завтра... Еще день... Эта весть об отъезде... Она разбила мне сердце. Дайте мне ещё день, и я привыкну к мысли о разлуке.

И, силясь улыбнуться, она добавила:

- Я не хочу, чтобы в своем сне вы видели бы меня такой дурною, как теперь.

И она снова зарыдала.

- Дорогая, я остаюсь! - воскликнул Колиньи.

- Нет! Нет! Не надо. Завтра я успокоюсь.

- Что ты захочешь, Луиза, то я и сделаю. Завтра я приду снова и на коленях поклянусь тебе в любви.

Он привлек её к себе. Она раскрыла объятия, и их отчаяние погасло в любви.

На рассвете Жан Колиньи спускался вниз по веревке, качавшейся под тяжестью его тела. Его шпага царапала стену башни, тормозя его, а он использовал это, чтобы, держась одной рукой за веревку, другой посылать воздушный поцелуй своей любимой. Графиня с лазами, влажными от слез, со страхом и нежностью наблюдала за ним. Вскоре он коснулся земли, бросился на траву, снял шляпу и поклонился графине. Затем быстро помчался к лесу, где его ожидала лошадь.

Когда он исчез среди деревьев, графиня упала на колени и, сложив руки, произнесла:

- Боже, сжалься надо мной!

Как раз в эту минуту граф Монтестрюк выходил из игорного зала, оставив после себя три пустых кожаных мешка. Когда он спустился вниз и пошел двором, хорошенькая блондинка - его злой гений - выглянула вниз через подоконник и произнесла:

- Какой он все же ещё молодец!

Последовавшая её примеру брюнетка добавила:

- Несмотря на возраст, у него такая статная фигура! Многие из молодых будут похуже.

Потом она обратилась к блондинке, положившей свой розовый подбородок на маленькую ручку:

- И сколько же ты получила?

- Всего-то тридцать пистолей.

- Я - сорок. Когда граф умрет закажу по нему панихиду.

- Пополам, - ответила блондинка и отправилась к капитану с рубцом на лице.

Граф меж тем отправился за сарай во дворе, разбудил своих слуг и велел им готовиться в путь.

"По крайней мере, хоть эти не забывают о своих товарищах", подумал он, заметив, что всем трем лошадям были сделаны подстилки по самое брюхо. "Но друзья познаются в беде. И, по-моему, у нас троих ещё все впереди, чтобы убедиться в правильности этих слов".