Амеде Ашар - Плащ и шпага

- На Прачечной улице есть лавка духов Бартолино: он земляк принцессы и многим ей обязан, сказала Хлоя. Я уверена, что он вам отопрет комнату за лавкой.

- Хлоя права, - сказала принцесса, без неё я бы об этом не вспомнила. Я только и думаю, что об окружающих вас опасностях и совсем память потеряла!

- А я, - продолжал Коклико, - я пойду разведчиком вперед. Кадур, совершенно, как поднятый собаками заяц: всегда возвращается в свою нору. Поэтому я пойду бродить на улицу Дофин, где он, наверное, уже нас поджидает. Вы понимаете, что если бы его захватили или убили, то я бы узнал от бездельников, с которыми разговаривал. Как только соберу сведения, тотчас же побегу в лавку Бартолино, который имеет честь поставлять духи принцессе, и мы составим новый план компании. А пока барышня пусть походит здесь по соседству, будто с поручением от принцессы, а потом придет сказать нам, не случилось ли чего подозрительного. Если бы я опять вошел в отель, раз отсюда вышедши, я мог бы возбудить подозрения, а их то именно и не нужно в настоящую минуту.

Все та и сделалось, как устроил Коклико. Хлоя скоро вернулась с прогулки, не заметив ничего особенного. Паскалино, которому она шепнула словечко мимоходом, поспешил отдать ей самую новую из своих ливрей, и в одну минуту Югэ переоделся носильщиком портшеза, с ремнем на плечах. В назначенный час, принцесса вышла с большой церемонией из растворенных настеж дверей отеля, а швейцар ей отдал честь алебардой. Коклико со своим крючком пошел сбоку, и процессия двинулась по улицам медленно, как следует людям, которым спешить некуда и, которые идут прилично, сохраняя достоинство по своим делам.

Отойдя от отеля и уверившись, что все идет хорошо, тряпичник заметно прибавил шагу и направился на улицу Дофин, где надеялся встретить Кадура.

Когда он огибал угол Львиной улицы, он увидел мальчика, который первый рассказал им о бродящих у их дома подозрительных личностях. Забавляясь волчком, Угренок поглядывал во все стороны. Заметив это, Коклико призадумался.

- Э! Наш маленький приятель, - сказал он, - не станет просто так играть волчком, надо его порасспросить.

Он подошел к нему в ту минуту, когда мальчик вытягивал шею, чтобы заглянуть за угол улицы вдаль.

- Ах! Как хорошо, что вы придумали переодеться! - сказал Угренок, едва не вскрикнул от радости.

- Есть, значит, новое?

- Еще бы! Ваши неприятели стоят там на часах. Они не сходят с места от самого рассвета!

- А мой товарищ?

- Большой, черномазый, что ворочает языком десять раз во рту, прежде, чем заговорит? Он пришел... я успел его предупредить. Он выдумал непременно войти домой.

- И вошел?

- Да, но через забор соседнего сада, а потом тем же путем опять ушел.

- Настоящая кошка, этот Кадур! А теперь?

- Он здесь близко в одном месте, которое я знаю и могу провести вас к нему. Делайте только вид, что ищите крючком под стенами, а идите за мной издали. Куда я войду, войдите и вы тоже.

Угренок поднял свой волчок и принялся скакать впереди, как заяц по борозде. Коклико шел сзади, посвистывая. Два-три человека, одетые, как рабочие, ходили взад и вперед, зевая перед дверьми, но зорко поглядывая во все глаза.

- Хорошо! Я знаю, что это значит! - сказал себе Коклико.

Войдя в пустой переулок, Угренок, прыгавший все время, не оглядываясь назад, толкнул дверь кабака, стекла которой были завешаны грязными кусками красной материи, и проворно нырнул туда.

Коклико вошел за ним после и с первого же взгляда узнал Кадура, хотя он тоже был переодет. Араб сидел перед стаканом, которого вовсе не касался, положив локоть на стол и подперев рукой голову. Товарищ сел рядом на той же скамейке.

- Ну? - спросил он, осушая стакан, стоявший перед арабом.

Кадур обернулся, ни один мускул не дрогнул у него на лице.

- Наконец! - сказал он в ответ.

- Говори скорей! - сказал Коклико, нас ждет кто-то, кто сильно о тебе беспокоится, в то время, как я беспокоюсь о нем.

- Тогда и говорить нечего, пойдем.

- Дьявол, а не человек! - сказал Коклико, - у него язык нарочно есть для того, чтобы не говорить!

Кадур уже встал и, не отвечая, отворил дверь. Коклико увидел с удивлением, что он остановился перед ручной тележкой, которой он бы и не заметил, и которая стояла у стены кабака. Араб молча надел ремень себе на плечи, стал в оглобли и двинулся, ведя тележку. Тележка была наполовину заполнена салатом и другой зеленью. Рот его стянулся от беззвучного смеха.

- Одна и та же мысль! - сказал себе Коклико: - я - тряпичник, он огородник.

Коклико пошел вперед. Угренок бежал рядом с ним. В конце улицы мальчик замедлил шаг и, дернув егоза полу, сказал:

- Послушайте, если бы я смел, я спросил бы вас об одной вещи.

- Говори, мальчуган, я очень рад иметь случай услужить тебе.

- Случай-то уже нашелся, - продолжал Угренок, наматывая веревочку вокруг волчка: если я пригодился вам на что-нибудь, потрудитесь сказать вашему господину, что здесь есть бедный мальчик, который бы очень хотел отдаться ему на всю жизнь.

- Значит, ни отца, ни матери? - спросил Коклико, продолжая идти.

- Ни брата, ни сестры.

- Хорошо! Я знаю кой-кого, кто был таким же, как и ты.

- Вы сами, может быть!

- Я сам, и потому-то именно о тебе не забудут. Положись на нас.

Через полчаса после этого короткого разговора, продолжая один - везти свою тележку, а другой - нести свою плетушку, не обменявшись ни словом, ни взглядом, Кадур и Коклико пришли к лавке духов Бартолино. Коклико вошел первым, а Кадур за ним в узкий коридор, в глубине которого Хлоя, стоявшая на карауле, ввела их в темную комнатку, где Югэ и принцесса Мамьяни сидели запершись.

- Вот и кадур, - сказал Коклико, - если можете, вырвите у него рассказ о том, что он видел.

- Дом караулят, - отвечал араб, но можно войти через окно, если нельзя через двери. Я все забрал из шкафов. платье, деньги, бумаги - все положил в тележку.

- А сверху морковь и репу, - проворчал Коклико, потирая руки, - почти такой же болван, как и я, этот бедняга Кадур!

- Значит все спасено? - спросил Югэ.

- Все.

- Теперь надо решаться, - объявил Коклико, - дело ясное, что мы не можем вечно жить ни в лавке с духами, ни в отеле принцессы, ни оставаться навсегда в этих фиглярских костюмах.

Принцесса смотрела на Югэ с тревогой. Настал час окончательного решения.

В друг Югэ ударил себя по лбу и спросил Кадура:

- Ты, должно быть, нашел между бумагами пакет, запечатанный пятью черными восковыми печатями?

- Разумеется.

- Пойди, принеси его.

Кадур вышел.

- Мне позволено пустить в ход это письмо только в случае крайней необходимости, - продолжал Югэ, - или крайней опасности.

- Увы! Опасность грозит каждую минуту! - сказала принцесса.

- Приходится, значит, прибегнуть к этому талисману, который мне дала моя мать, графиня де Шарполь, в минуту разлуки. Кто знает? Спасение, быть может, там и заключается!