Амеде Ашар - Удары шпаги господина де ла Герш, или Против всех, вопреки всем

- Вот так так! - удивился Арман-Луи, все время наблюдавший за ним.

- Признаться, господа, эта война заявляет о себе грустно! - продолжал г-н де Шофонтен. - Все это выглядит довольно жалко. Уже захвачены три острова, оккупирована одна провинция, один город сдался - и при этом ни единого удара шпаги!.. Это плачевно. Кой черт?! Есть же все-таки у императора Фердинанда какие-то генералы?!

- Ну да, разумеется! - сказал граф Эберар. - У него есть герцог де Фридленд.

- Граф де Тилли!

- И Торквато Конти!

- Еще у него есть великий маршал империи граф де Паппенхейм!

Граф Эберар посмотрел на собеседника.

- Тот, кого в Германии называют Солдат? - проговорил Рено.

- Точно, - ответил граф Эберар. - И немцы, которые воевали под его командованием, уверяют, что он заслужил это славное имя.

- Ну, я тоже видел его однажды, уже давно... Я встретился бы с ним снова лицом к лицу, - улыбнулся Рено.

- Это удовольствие будет вам обеспечено!.. За ваше здоровье господин маркиз! - и на этот раз граф Эберар весело опустошил свой стакан.

- Если все эти знаменитые полководцы намерены воспрепятствовать нашему походу, пусть поспешат. Солдаты, которые воевали под командованием графа Мансфельда, уже торопятся перебежать на нашу сторону. Их уже прибыло сегодня четыре сотни.

- Четыре сотни? - удивленно переспросил граф Эберар.

- И лучших! И ещё множество других, сражающихся вместе с графом Брунсвиком, которых сегодня утром я видел удирающими под шведские знамена.

- Еще говорят, что пятнадцать сотен всадников регулярной армии датского короля Кристиана присоединятся к нам завтра утром.

- А император Фердинанд называл Густаво-Адольфа "снежным величеством"!.. По-моему, сам он, в таком случае, "пыльное величество"! сказал с улыбкой Рено.

Один гвардейский офицер повернулся в сторону графа Эберара:

- Неужели, сударь, вы сомневаетесь в победе? - спросил он.

Граф Эберар посерьезнел:

- На все Божья воля! Но я не так молод, как вы, сударь, и пусть мой опыт устарел, но вот уже двадцать лет я воюю!

- Двадцать лет! - восхитился Рено.

- А всего у меня их тридцать пять, сударь.

- Возраст короля Густава-Адольфа.

- Да, тот же. Я видел ещё армию старого графа де Тилли... Армия графа де Тилли называется непобедимой, господа!

Рено наполнил свой стакан.

- Достаточно будет одного дня, чтобы заставить её потерять это громкое имя!

Арман-Луи встал. Одна неожиданная идея только что пришла ему в голову.

- За короля Густава-Адольфа! - сказал он. - За его победу! За покорение империи! Пусть придут армии Тилли и Валленштейна, и пусть они будут рассеяны, как разлетятся крупинки соли, которые я бросаю на ветер!

Сказав это, Арман-Луи взял щепотку соли и швырнул через плечо.

Граф Эберар нахмурил брови, и вдруг все увидели у него на лбу две скрестившиеся красные сабли.

- Да это граф де Паппенхейм! - прошептал г-н де ла Герш.

Почти тотчас чужеземец положил на лоб руку и держал её там несколько секунд. Когда он убрал её, кровавый крест исчез, но сколь быстрым не было его движение, Арману-Луи было достаточно, чтобы увидеть этот знак.

Теперь г-н де ла Герш вспомнил, где он видел этого блистательного чужеземца, наполнившего лагерь разговорами о его щедрости, а также - при каких страшных обстоятельствах некогда смерили она друг друга взглядами.

Все встали. Стаканы опустошали с криками: "Смерть империи!" Возбужденные, офицеры не обращали больше внимания на графа Эберара. Он только что уронил свой стакан, который разбился вдребезги.

- Вы не пьете! - сказал вдруг ему Рено.

- Мой стакан только что разбился! - холодно ответил граф.

Его взгляд и взгляд г-на де ла Герш встретились. Снова г-н де Паппенхейм нахмурил брови, и на его бледном лбу таинственно проступили два красных скрещенных меча.

Пирушка тем временем заканчивалась. Принесли карты и игральные кости. Граф Эберар бросил несколько золотых монет на стол, проиграл их, встал. И уже в следующую минуту он не торопливо вышел из зала.

Арман-Луи, ни на мгновение не терявший его из виду, последовал за ним. Когда они остались одни, за густой садовой изгородью, он окликнул его:

- Господин граф де Паппенхейм! На одно слово! - сказал он.

Граф вскинул голову и ответил пренебрежительно:

- Вы меня узнали, я это понял. Оставьте же меня!

Гримаса негодования отразилась на лице г-на де ла Герш.

- Вот мое слово: я предъявил бы вам счет, не окажись вы в критической ситуации, - усмехнулся он. - А потому я готов забыть обо всем, чтобы избавить вас от опасности, которой вы здесь подвергаетесь. Господин великий маршал, вы ели хлеб моего отца и спали под его крышей. У моей палатки стоит лошадь, верный человек доставит вас до наших аванпостов. Уже наступила ночь и достаточно темно. Езжайте!

- Вы знаете, кто я, вы, Арман-Луи де ла Герш, и вы предлагаете мне лошадь?

- И чтобы до рассвета вас в лагере уже не было! снова заговорил Арман-Луи, не давая графу де Паппенхейму вставить слово. - Еще одно волнение - и вы можете выдать себя знаком на лбу! Среди нас есть немецкие солдаты, которые, глядишь, и проболтаются. А если вас выдадут, вы знаете, что ждет тех, кто так рискует.

На лице г-на де Паппенхейма появилось выражение высокомерия.

- Король, который защищал свою страну, - сказал он, - вошел однажды в датский лагерь переодетым в менестреля. Этого короля - вы не можете не знать его имени - англичане называют сегодня Альфредом Великим.

- Не соблаговолит ли господин граф де Паппенхейм последовать за мной? - в ответ спросил его Арман-Луи.

- Ах, вы все ещё думаете об этом вашем верном проводнике и о лошади, которые должны вывести меня из лагеря?

- Да, все ещё думаю.

Граф де Паппенхейм посмотрел на Армана-Луи. Война безжалостная, война непримиримая и беспощадная, развязанная в эту эпоху из-за религиозных страстей, ужасные картины войны, свидетелем которых он был с младых лет, могли ожесточить душу грозного полководца императорской армии, приучить его к коварству, к пренебрежению всем самым святыми самым почитаемым, но в нем сохранились все же остатки достоинств. Время и война ещё не полностью опустошили его.

Движением, полным благородства, он неожиданно протянул руку г-ну де ла Герш.

- Вот о чем я никогда не забуду! - сказал он.

И на этот раз лицо его озарилось добрым чувством.

Уже через час два всадника в длинных плащах под покровом темноты удалялись от палатки г-на де ла Герш.

У ворот лагеря г-н де Паппенхейм огляделся и спросил:

- А где же ваш верный проводник?

- Проводник - это я! - ответил Арман-Луи.

И, приказав постовому пропустить всадника, он галопом поскакал в поле вместе с графом.

- Ах! Вы победили меня дважды! - сказал великий маршал с некоторым удивлением. - Берегитесь третьего раза!