Мамед Ордубади - Меч и перо

Дильшад с готовностью вскочила и начала читать стихотворение:

Природы древней патриарх в зеленое одет,

Побеги юности объял весны зеленый свет.

Улыбка розы - дар весны. Посмотрят люди - вмиг

Румянец розы переймут невольно щеки их.

Слагают птицы песнь любви и оглашают высь,

Густые травы на лугах влюбленно поднялись.

Пронзают юные листы лучи меж тонких жил,

И в сердце зелени рассвет Жемчужины вложил.

Фазаньим перьям подарил цвета свои рассвет,

Несутся трели соловья, их сладкозвучней нет.

Петь соловью велит весна и вешней розы лик.

Перекликаются турач и юная кеклик*.

______________

* Кеклик - куропатка.

Окончив, девушка оставила листок при себе, чтобы потом выучить стихи наизусть.

Стихотворение понравилось Гатибе.

- Действительно, какое певучее, какое выразительное! - воскликнула она и, в свою очередь, вынула из книги исписанный листок бумаги. У меня есть стихотворение с более глубоким смыслом.

Она протянула листок Дильшад. Та обернулась к эмиру.

- Вы позволяете прочесть, хазрет эмир?

- Читай. Мои печали могут утешить лишь поэзия и музыка.

Дильшад встала и прочла:

Я - бедняк, я - счастливец, я судьбой одарён.

В государстве влюбленных поднимаюсь на трон.

Не взираю на злато, злато - язва очей.

Я - бедняк, но на славу угощу богачей.

Если море бездонно - тщетно море мутить,

Я всегда одинаков, и меня не смутить.

Я - пловец терпеливый, каждый стих мой - коралл,

Я - певец, что возглавил соловьиный хорал.

Из сокровищниц звуков, что разведать я смог,

Будут долго поэты свой заимствовать слог.

Я под стать небосводу, что .в полночной тени

Предвещает рассветы и грядущие дни.

Это сердце вмещает безрассудство морей,

Я владею искусством и вселенной моей.

Эмир, весь обратившись в слух, смотрел в рот Дильшад. Вот она умолкла. Несколько минут длилось молчание. Затем эмир повторил:

- Я владею искусством и вселенной моей... - и, обернувшись к дочери, спросил: - Чьи это стихи?

Гатиба молчала. Она застыдилась, покраснела, опустила голову и принялась рассматривать лежащие на коленях руки.

Стихотворение потрясло эмира. Он решил, что оно написано Низами, так как из поэтов Гянджи только он один, юный мастер, не склонял головы перед подарками государей и богатством.

- Так чьи это стихи, моя красавица? - повторил эмир Инанч, гладя рукой волосы дочери.

Гатиба, повернув голову, с испугом уставилась на отца черными глазами.

- А ты не рассердишься, если я назову автора? - спросила она.

Эмир удивился:

- Неужели ты считаешь меня столь невежественным и невоспитанным?

- Нет, я так не думаю. Но, возможно, тебе не понравится, что я знакома с этим поэтом.

- Я счастлив, что моя дочь знакома с поэтами и литераторами нашей страны. Это отвечает моим самым заветным желаниям.

- Стихотворение написал поэт Низами,- сказала Гатиба.--Но я не смогла отгадать, кому принадлежат стихи, прочитанные перед этим. Ты можешь сказать мне это, папа?

- Их также написал поэт Низами. Поздравляю мою дочь, Твое знакомство с этим поэтом имеет значение важной исторической победы. И я прошу тебя поддерживать и впредь знакомство с Низами.

Сафийя-хатун, сидевшая до сих пор молча, не выдержала, вскинула голову и зло посмотрела на мужа.

- Настоятельно прошу тебя, не советуй моей дочери подобных вещей! Я не допущу, чтобы моя дочь дружила с почитателями любви и чувственной страсти. Я не позволю моей дочери увлекаться стихами. Не бывать этому никогда!

- Того требует политика, - назидательно сказал эмир.

- Разве благородно приносить честь в жертву политике?

- От этого зависит счастье нашей семьи.

- Строить счастье на позоре - уже само по себе больше несчастье. Твои вредные наставления приведут к тому, что в моей семье случится новое несчастье. Что может понимать в чести и благородстве человек, позволяющий внучке халифа общаться с теми, кто читает в рощах стихи?! В какую благородную семью допустят девушку, которая, забыв о чести, не прячет лица под чадрой?

Слова Сафийи-хатун заставили эмира громко расхохотаться,

- Невежественная женщина, ты неверно понимаешь слово "честь". Это слово никогда не применялось по отношению к женщинам. Честь и благородство не рождаются под чадрой, Истинная честь существует лишь на арене политики. Проигравшие в политике теряют все, включая и честь. В азартной игре, в которой мы все сейчас участвуем, дело обстоит так: на одной стороне карты честь, на другой - победа. Честь зависит от победы. Проиграешь победу проиграешь и честь. Моя женя должна знать: на свете нет такого слова бесчестье. Бесчестье- это поражение, которое проявляется в различных формах. Как ты не поймешь, что укутанные в чадру и не показывающие своих лиц прекрасные дочери побежденных владык, пусть они даже будут мировыми красавицами, считаются уже не сокрытыми сокровищами, а безобразными уродами, которые стыдятся показать людям свои лица?! Моей прекрасной жене должно быть известно: зарево победы, которое светит во сто крат ярче солнца, столь ослепительно, что не позволит ни одному глазу разглядеть бесчестных в семье победителя. Теперь ты поняла мою мысль?

Сафийя-хатун гордо тряхнула головой.

- Да, хорошо поняла. Теперь мне ясно, что значит, по-твоему, честь!

Эмир подозвал Дильшад. Когда девушка подошла, он протянул руку к ее волосам и сказал:

- А ты должна осчастливить мою семью своей благосклонностью к юному герою. Фахреддин - умный, благородный, непобедимый герой. Старайся лучше узнать его. Счастье не такая простая вещь и не приходит к человеку сразу же. Любовь подобна завязи на ветке дерева. Надо ждать, пока она зацветет и станет плодом. Я говорю это и своей дочери Гатибе, и тебе. Знакомство еще не означает замужества. Быть знакомым - значит изучать друг друга.

БАГИ - ИРЭМ*

______________ * Баги-ирэм-сад правителя в древней Гяндже; буквально-крайский сад".

Торжество по случаю провозглашения независимости Азербайджана было организовано в саду Баги-ирэм. На него были приглашены и те, кто верил в независимость, и те, кто считал действия эмира игрой.

Одни радостно восклицали: "Мы взяли судьбу страны в свои руки!" Другие возражали им: "Все это лишь комедия, задуманная для того, чтобы упрочить положение эмира. Она долго не протянется".

Приглашенные на торжество разглядывали женские фигурки из мрамора у бассейна, из грудей которых били струи воды; глазели на рабынь, свезенных со всех концов Азербайджана, дивились их пестрым, нарядным одеяниям.

Низами и Фахреддин, прохаживаясь по дорожке, обсаженной с обеих сторон цветами гвоздики, вели беседу. Молодой поэт отвел друга в сторону и, желая открыть ему глаза на происходящее, тихо сказал: