Сергей Скибин - История русской литературы XIX века. Часть 1: 1795-1830 годы

Итак, законы мироустройства одинаковы и заранее определены: никто не избежит смерти, и каждому явлению, предмету или возрасту назначен свой жребий. Если общие законы изменить нельзя, то их надо принять. Но значит ли это, что они равнодушны к человеку, а человек равнодушен к ним? Трагизм в том и состоит, что законы природы и всего бытия неизменны и равнодушны к людям (у дуба иное временное измерение, чем у человека; ребенок только расцветает, когда старик заканчивает земной путь), а люди к этим законам неравнодушны, несмотря на их объективность. В процитированной строфе воля человека не распространяется на общий закон жизни. Бесчувственное тело, лишенное духа, становится природой и потому безразлично к своей участи, но живой человек, в котором есть дух, не лишен воли, он может и должен уметь воспользоваться ею в тех пределах, на которые не распространяется общий закон. Равнодушие мира к человеку не ведет к равнодушию человека к миру. Так появляется желание: «Но ближе к милому пределу Мне все б хотелось почивать». Закон живого человеческого бытия – знать, что тело обретет вечный покой вблизи родного гнезда, рядом с домом и с предками. Это желание связывает человека с будущим, дает возможность продлить жизнь, поставить закон жизни выше закона смерти, потому что жизнь как целое не подвластна смерти.

В последней строфе наступает перелом, и жизнь побеждает смерть:

Сохраняя трагизм бытия, Пушкин в нем находит силы его преодоления и признания верховенства жизни. Начав с утверждения всевластия смерти, поэт пришел к мысли о всевластии жизни. Мироустройство таково, что смерть нельзя отменить, но жизнь, как Феникс, умирая, восстает и возрождается, и потому торжествует не смерть, а жизнь.

Раздумья над вечными вопросами бытия обостряли самосознание Пушкина и заставляли размышлять над собственной ролью в обществе и над призванием поэта вообще и своим в частности. В конце 1820-х гг. Пушкин посвятил этим темам несколько значительных стихотворений: «Дар напрасный, дар случайный…», «В часы забав иль праздной скуки…», «Поэт», «Поэт и толпа», «Поэту», «Рифма, звучная подруга…» и др.

В том же, 1828 г., когда был написан «Анчар» и когда Пушкина не покидали мрачные настроения, он написал еще одно полное безысходности стихотворение «Дар напрасный, дар случайный…», в котором сетовал на свою судьбу, наделившую его, к его несчастью, дарованием поэта, страстью и умом. Они, как писал Пушкин, не принесли ему ничего, кроме разочарований, сомнений, душевной опустошенности и тоски.

«Дар напрасный, дар случайный…» (1828).По своему жанру стихотворение близко философской элегии и отражает упадок духа поэта, переживающего мучительную раздвоенность, связанную с представлением о двуединой, согласно христианской традиции, материально-духовной природе человека. Вопросы поэта («Жизнь, зачем ты мне дана?», «Кто меня враждебной властью Из ничтожества воззвал…?») вызваны не мыслями о смерти, а чувствами бесцельности существования и беспросветной тоски. Смысл вопросов свидетельствует о том, что Пушкин отчаялся в поисках высокого жизненного и поэтического предназначения, на какое-то время ускользнувшего из-под контроля его сознания. Он даже склонен был признать свою жизнь и свой поэтический талант не благим даром, а следствием инициативы «враждебной власти». Ход мысли был таков: если моя жизнь и мой талант, мое сердце, наполненное страстью, и мой ум, погрязший в сомненьях, бессильны и не могут доставить мне достойную цель в жизни, и потому сама жизнь меня томит и угнетает своим лишенным положительных начал содержанием, то нет другого объяснения, как признать, что я создан «враждебной властью», т. е. властью дьявола, ибо дьявол – враг людей и человечества. С таким пониманием соотносятся слова об Иове: «Иов проклял день своего рождения» (Библия, гл. 3) – и слова самого Пушкина: «Черт догадал меня родиться в России с умом и талантом». Эта мысль Пушкина была сразу оценена как кощунственная православно-христианскими иерархами.

Митрополит Филарет написал в ответ стихотворение, в котором увещевал Пушкина вернуться в лоно христианского учения, гласящего, что жизнь и ее дары даются от Бога. Через год Пушкин откликнулся на стихи митрополита Филарета почтительными стансами «В часы забав или праздной скуки…», выразив в них благодарность за наставление и признав грех:

В других стихотворениях Пушкин непосредственно обращается к вечным темам в связи с волнующими его идеями современности.

«Поэт» («Пока не требует поэта…») (1827).Стихотворение продолжает тему «Пророка». Оба стихотворения объединяют многочисленные образные и словесные переклички: «священная жертва» напоминает о страданиях человека, преображаемого в пророка, слова «Но лишь божественный глагол…» подчеркивают повелительный призыв к поэтическому служению. Общим выступает и мотив внезапной избранности, а также родственность поэтического творчества религиозному служению, а призвание поэта – религиозному посвящению.

Однако в «Пророке» речь идет о полном духовном и даже физическом преображении человека, о рождении в человеке пророка. Человек и пророк там не сочетаемы: нельзя стать пророком и остаться человеком. Ко времени создания стихотворения «Поэт» Пушкин внес в оставшееся романтическим представление о поэте важную поправку: теперь поэт для него «просто человек». Человек и поэт – разные состояния одного и того же лица: творческое и нетворческое.

Два состояния – обыкновенное, «прозаическое» и «вдохновенное», «поэтическое» – даны в резком и открытом столкновении, чему соответствует и двухчастная композиция. «Избранник» принадлежит двум мирам и обладает способностью мгновенно переноситься из «суетного света» в область творчества, мгновенно получать и терять те или иные свойства.

В первой части представлен житейский облик поэта. Здесь он обычный человек, ничем не выделяющийся из толпы, душа его «вкушает хладный сон». Значит, для Пушкина в повседневной жизни душа не принимает участия, ее энергия и активность замирают. Вторая часть посвящена пробуждению поэта от «хладного сна». Причина пробуждения – неожиданно прозвучавшее божественное слово. Разбуженный «божественным глаголом», поэт становится подобным пророку из одноименного стихотворения. Теперь все его поведение меняется: его тяготит суета действительности, ему чужда толпа, в нем растет потребность в уединении, в одиночестве, в сближении с природой. Так появляется характерный для поздней лирики Пушкина мотив побега. Бегство от толпы означает возвращение к поэзии и предшествует творчеству души.