Сергей Скибин - История русской литературы XIX века. Часть 1: 1795-1830 годы

Пушкин читал поэму Байрона и выдвинул свою точку зрения. В его поэме утверждается иное. Да, говорит Пушкин, вчерашний победитель сегодня оказывается побежденным, но это происходит не потому, что история – царство сплошного случая. В истории есть закономерность: Мазепа может коварно погубить невинного, честного и преданного Кочубея, но в конце концов все встает на свои места, и Петр I торжествует над Мазепой так же, как молодая держава, рвущаяся к морю, к дружбе с другими европейскими странами, к свету, к просвещению, к процветанию и благоденствию празднует победу над Карлом XII, который хотел задержать ее развитие, оружием помешав намеченным прогрессивным начинаниям.

«Полтава», несмотря на ее исторический характер, тесно связана с современностью не только своей философией, но и сюжетом.

Речь идет о явной ошибке Петра I, поверившего Мазепе и не поверившего Кочубею, сообщившему царю об измене гетмана [130]. В историю Мазепы включен рассказ о «бунте» Кочубея, который построен так, чтобы вызвать у читателя ассоциации с недавними событиями декабря 1825 г. и последующими репрессиями. Богатый и знатный Кочубей, принадлежавший к аристократическим родам Украины, проявил исключительную решимость и организовал нечто вроде заговора против всесильного гетмана, любимца Петра I. Он хотел защитить честь, достоинство, собственные права и думал о счастье своей родины. Но замысел его был раскрыт, а за этим последовала жестокая, мучительная и несправедливая казнь его и близких к нему людей. В поэме она выдвинута в самый центр повествования и изображена особенно красочно, подчеркнуто эмоционально, с рядом запоминающихся многозначительных деталей.

Историей Кочубея «Полтава» включалась в число злободневных произведений. Заговор, действия Кочубея, неправая казнь получают особое смысловое наполнение – не только личного, но и общественного значения. Здесь слились обе линии повествования – историческая и личная. Поскольку казнь Кочубея – очевидная ошибка Петра I, то Пушкин намекал ею на такую же ошибку Николая I, казнившего декабристов. С точки зрения Пушкина, декабристы выступили в защиту своих исконных прав родового, аристократического дворянства, которое было унижено и отстранено от управления страной. В этом смысле мятеж декабристов, в котором приняли участие отпрыски родовитых аристократических семейств, был в глазах Пушкина отчасти исторически оправдан. Следовательно, в «Полтаве» содержался и урок Николаю I, и назидание ему: император призывался к союзу с древнейшими родами, к союзу с древней аристократией.

В «Полтаве» возникнет и другая идея, которая получит развитие в более позднее время. Речь идет об идее «милости», о «прощении» царем своих врагов-учителей. Мстительному и жестокому Мазепе, не умеющему прощать, противопоставлен милосердный русский царь, прощающий обиды и поднимающий кубок за врагов, научивших его воевать. Эта идея также связана с побуждением, обращенным к Николаю I, помиловать декабристов. В дальнейшем творчестве Пушкина она будет сопряжена с идеей гуманизма, в духе которого Пушкин наметит разрешение исторических, социальных и иных противоречий.

Другим важным, но незаконченным произведением стала в этот период поэма «Тазит» (1829–1830).Название ее Пушкину не принадлежит и дано редакторами. Ее замысел возник на Кавказе. Это вторая «кавказская поэма» и последнее обращение Пушкина к опыту байронической поэмы. В центре ее – столкновение двух мироощущений и их носителей – Гасуба и Тазита. Гасуб держится взглядов «естественного» человека, Тазит – цивилизованного. В отличие от «Кавказского пленника», где частная история дана отдельно от исторического фона, вынесенного в эпилог, в «Тазите» через личную судьбу проходит судьба историческая, человек включается в реальные исторические связи. В «Кавказском пленнике» преобладает лирическая стихия, в «Тазите» – повествовательная, эпическая.

К 1826–1830 годам относятся первые обращения Пушкина к прозе.

«Арап Петра Великого» (1827–1829).Название этого неоконченного исторического романа Пушкину также не принадлежит и дано редакторами. Как ясно из заглавия, он связан с темой Петра I и с «семейственными преданиями». Обращение Пушкина к исторической прозе было предопределено ее успехами в европейской (Вальтер Скотт и другие романисты) и в русской литературе (М. Загоскин, И. Лажечников и др.). Кроме того, как говорил Пушкин, «лета к суровой прозе клонят».

Друг Пушкина А.Н. Вульф писал: «Главной завязкой этого романа будет неверность жены сего арапа, которая родила ему белого ребенка и за то была посажена в монастырь». В романе развернуты контрастные сцены – «парижские» и «русские», черты «старого» и «нового» быта. Личность главного героя определяет историческое время с его настоятельной потребностью в преобразованиях: Ибрагим становится на сторону Петра I и оказывается в числе преобразователей-патриотов, в которых Россия испытывает острую нужду. Для «огромной мастерской», какую представляла собой Россия, нужны были наделенные природным умом и образованные работники. Одним из них и стал Ибрагим, отправленный Петром Великим во Францию. Возвращаясь из Франции в Петербург, Ибрагим сравнивает Россию с Францией и делает выбор в пользу России и ее социально-культурного уклада. Франция в его глазах – «общий вихрь» «веселых забав», тогда как Россия – мастерская, где «каждый работник, подчиненный общему порядку, занят своим делом». Отчетливо противопоставлены герцог Орлеанский, жаждущий наслаждений и пребывающий в растерянности, и Петр I, государь «Высокой души», «вечный работник на троне».

«Арап Петра Великого» и углубление понятия о художественном историзме.Художественный историзм Пушкина в новом романе по сравнению с «Борисом Годуновым» заметно вырос и дополнился новыми качествами.

Художественный историзм – это не буквально следование историческим фактам, а вымысел, основанный, как учил Вальтер Скотт, на угадывании примет исторической действительности. Следовательно, художественный историзм не сводится к фактографии, которая может даже уводить от историзма в сторону. Например, Пушкин придумывает сцену, в которой возвращающийся Ибрагим встречает близ Петербурга царя. Петр I выехал навстречу своему крестнику. В истории такого эпизода не зафиксировано, но он, как верно писал Вяземский, мог быть. Историческое и психологическое объяснение этому поступку Петра Великого очевидно: он гордится построенным городом, его «прошпектами», Невой, кораблями на ней и хочет сам показать своему любимцу достигнутые успехи. Понятно, почему он нетерпелив и горяч. Эта сцена означает, что художественный историзм предполагает конкретно-психологическую мотивировку того или иного поступка в духе атмосферы, характеризующей эпоху.