Михаил Меньшиков - Выше свободы

труд народный, парализованный освобождением. Освобожденный полудикарь не знает, что ему делать с собой и к чему себя пристроить. Первое, что ему приходит в голову, - променять свою скудную культуру, до зипуна и шапки, за бутылку спирта, и "apres moi le deluge!"28. Капитал, жестокою рукою голода, берет бездельника за шиворот и ставит - будем говорить правду! - вновь в крепостные условия, за фабричный станок, за усовершенствованный плуг. И если бы не это новое крепостное рабство, не было бы ни современной Европы, ни Америки. Россия только тем и оплошала, что на смену одного крепостничества у нас не оказалось другого. Будь у нас промышленность и капитализм налажены в начале XIX века, как на Западе, - мы шли бы нога в ногу с Европой.

Знаменитый теоретик капитализма признает последней стадией его момент, когда хозяин фабрики становится простым распорядителем, а почти все выгоды ее принадлежат рабочим. Действительность и здесь не вполне оправдала теорию, тем не менее, организаторская роль капитала не подлежит сомнению. Капитализм, как новое подчинение народных масс, строит какую-то новую культуру, отличную от недавней. Построение этой культуры, как и в начале феодальной эпохи, сопровождается всеми ужасами приспособления: слабые гибнут, сильные выживают. Но не успела капиталистическая культура дать пышный цвет, как обнаружилась уже завязь какой-то еще более новой, еще более рискованной культуры - социалистической. Хотя социалистические идеи старше истории и современной государственности, но социализм, как серьезное явление, - продукт последнего полувека. Не следует ни преувеличивать, ни преуменьшать его значения. Социализм есть реакция на капитализм. Капитал представляет попытку восстановить крепостные отношения со стороны сильных людей. Социализм представляет ту же попытку со стороны слабых. В капитализме власть над распоряжением собственности принадлежит предприимчивым людям. В социализме та же власть принадлежит выборным людям. Но и там, и здесь широкие человеческие массы должны быть прикреплены к машине, втянуты в заранее предначертанный труд. И капитал, и социальная республика дают одни и те же египетские котлы с мясом, о которых вздыхали евреи в пустыне. Но и социализм не последняя из пробивающихся в жизнь культур. Как в артишоке, в современной созревшей истории из-за одной утопии выглядывает другая. Социализм кажется отсталым учением в сравнении с анархизмом, который, в свою очередь, имеет традицию степеней - от чисто разбойного, захватного права до сантиментального аморфизма Льва Н. Толстого. Отказаться от всякой организации, немыслимой без принудительного порядка, отказаться от всякой власти, расформировать общество на элементы, разложить материю его на атомы - вот крайняя мечта нашего великого романиста. Но, очевидно, этот крайний индивидуализм похож на мякоть артишока: при дальнейшем развитии это материал для тех же определенных форм, какие дает социализм и капиталистическая культура. Вообще в существе своем все прошлые и назревающее формы общественности различаются не по существу, а по степени возраста. Все они вначале жестоки, затем благожелательны и накануне смерти - великодушны. Таков был феодализм. Такою же будет гораздо быстрее протекающая капиталистическая культура. Таким же, вероятно, будет социализм, пришествия которого я лично страшусь и который считаю неизбежным. Вся суть человеческой драмы в том, что свобода одинаково желанна и ужасна. К ней стремятся, но, достигнув ее, чувствуют себя в положении лошади, освободившейся от хозяина. Не знают, что делать и что есть. Вся суть чрезвычайно трудно вырабатывающегося строя в том, чтобы ввести человеческую энергию в машинные условия, закрепить в полезной работе. Я сомневаюсь, чтобы в данном случае помогло какое бы то ни было сознание, хотя бы самое могучее. Ни философия, ни наука тут ничего не могут сделать: они сами тащатся в хвосте настроений и формулируют лишь приказы чувства. Человечество безотчетно растет и ощупью ищет условий жизни. Теории кажутся всесильными, как кажутся всесильными имена людей. Но на самом деле не имя "Петр Великий", а человек, носивший это имя, делал историю - и делал ее ощупью.

Не Россия только переживает развал старой культуры. Весь мир охвачен тем же процессом. Россия еще только входит в капитализм и, за отсутствием капитала, рискует прямо перейти к анархии. Но великая задача раскрепощения живых масс и нового закрепощения всюду на очереди, причем речь идет не о возвращении, конечно, к прошлому, а к повторению существа его в будущем. Не все ли равно, как будет называться барин:

рыцарем ли, директором ли фабрики, суфраганом социалистической общины, - лишь бы несчастному человечеству иметь ежедневный хлеб для себя и своих детей и пристанище от непогоды. Я не думаю, чтобы природа шла дальше этого испытанного и возможного. Чтобы вся земля покрылась алюминиевыми дворцами и все смертные обратились в полубогов, в это я плохо верю. Может быть, произойдет некое светопреставление, и ницшевские Ubermensch'и29 истребят девять десятых хилого и глупого населения земли. Может быть, искусственно начнут выкапывать вместе с корнями неудачные экземпляры двуногих и разведут какую-нибудь богатырскую и одновременно - гениальную расу. Проекты подобного человеководства бывали предлагаемы не раз со времени Платона. Пока, слава Богу, этого не случилось, и чрезвычайно трудно допустить, чтобы современные дегенераты каким бы то ни было путем устроились сносно. Всего вероятнее, что, высвободившись из одряхлевшего капитализма, массы народные перейдут в еще более тяжелый социализм и отдохнут наконец в той или другой форме рабства. Если мне скажут, что я проповедую рабство, я отвечу, что это ложь. Рабство - величайшее несчастье для многих, для меня, для вас. Но для всех ли? В этом история последнего полувека заставляет усомниться. И сильные люди, и слабые вновь тянут к какому-то крепостному строю. Сильные закрепляют посредством капитала, слабые - путем социализации труда и продуктов производства. Если с двух сторон идет тяготение в одну и ту же сторону, трудно допустить, чтобы теперешняя свобода умирать с голоду уцелела. Ее вновь заманят в правовые нормы, ее введут в хомут и дадут хлеба. Свободные от природы останутся всегда свободными. Родившиеся рабами найдут свое предназначение.

СИЛА ВЕРЫ

СИЛА ВЕРЫ

Древние думали, что спасение людей в истинной вере. Просыпаясь из варварского быта, благороднейшие из народов с необычайной ревностью заботились о чистоте веры. Когда читаешь Пророков, Деяния, Коран, поражает тогдашнее мучительное отстаивание "правой" веры, до готовности умереть за нее. Казалось бы, неужели это так важно - истинная, или не совсем истинная вера, или вовсе ложная? Что такое вера, и зачем вообще вера?