Акияма Хироси - Особый отряд 731

«Сейчас будет все кончено», — думали мы, лежа на мокрой траве в ожидании взрыва.

Минут через двадцать раздался оглушительный взрыв, и над главным зданием высоко в небо взметнулось пламя и обломки стен тюрьмы. В этот момент на лице каждого можно было прочесть удовлетворение: от арены вчерашней трагедии не осталось и следа. Было девять часов утра 10 августа 1945 года.

Работы еще не были закончены. Командование намеревалось эвакуировать личный состав только после того, как будут уничтожены все улики.

Прежде всего эвакуировали членов семей военнослужащих, и их багаж был доставлен на железнодорожную ветку.

В лабораториях мы уничтожали медицинское оборудование, сжигали документы. Металлическую аппаратуру разрезали автогеном до неузнаваемости. Особое внимание было уделено уничтожению специальной аппаратуры, которая не применяется в обычных целях. Пробирки и различные сосуды с микробами и средой, на которой они культивировались, бросали в пылающие печи. Оплавившуюся стеклянную посуду потом разбивали на мелкие части.

Из всех лабораторий было собрано в одну комнату около трех тысяч микроскопов. Мы неистовствовали, разбивая микроскопы, хотя и сознавали, что уничтожать дорогие приборы было совершенно бессмысленно и нелепо даже при этом положении. Оставшиеся пятьдесят автоцистерн для воды системы Исии вывезли в поле и сожгли. Как только в здании заканчивались основные работы по уничтожению приборов и материалов, его поджигали. Только в три часа дня нам разрешили отдохнуть.

Я проработал больше суток подряд без сна. От усталости я шатался как пьяный, ноги не слушались. У казармы мне на глаза попался Хаманака. Со вчерашнего дня я ни разу не вспомнил о нем.

Подсев к нему, я спросил:

— Когда вернулся? Ну как, слава богу, отделался?

— Ничего, — глухо ответил он и посмотрел на меня каким-то безразличным взглядом.

Приглядевшись к нему, я увидел, что он был без очков, хотя раньше носил их постоянно. По-видимому, очки были потеряны тогда, когда его избили после неудавшегося побега. Я хотел было спросить, что случилось с очками, но, разглядев на его лице шрамы от побоев, понял, что не следует лишний раз напоминать ему о неприятном. То, что Хаманака выпустили, было хорошо, однако мне казалось, что он нисколько этому не был рад. В суматохе, которая поднялась в отряде, пропали все его вещи, да и сослуживцы после того случая смотрели на него теперь с подозрением.

Я протянул Хаманака его веер, на котором был написан текст военной песни.

— Оставь у себя, — резко сказал он.

При этих словах я почему-то вдруг почувствовал прилив гнева и злости и уже хотел было переломить веер пополам, но, подумав, что нам, возможно, придется вместе умирать, тихо положил веер на пол и опустил глаза. Морисима внимательно посмотрел на нас, но ничего не сказал. Он сидел и клевал носом. Тут я вспомнил о Кусуно и решил навестить его. Когда я собрался встать, Морисима уже заснул. Хаманака сидел, не меняя положения, и смотрел в одну точку.

— Пойду в госпиталь, — сказал я ему и вышел.

В госпитале был такой же беспорядок, как и в казарме. Легкобольные, которые могли ходить, уже были эвакуированы. Кусуно оставался в госпитале, вероятно, у него была все-таки чума, хотя и в легкой форме. Я попросил дежурного санитара провести меня к другу.

— К нему нельзя. Вы можете заразиться, — сказал он, выпроваживая меня.

— Как он себя чувствует?

— Болеет, ничего не поделаешь. Вероятно, будет лежать.

Я хотел расспросить поподробнее, но вдруг в голове у меня мелькнула ужасная мысль: разве оставят так больных, которые могут оказаться живыми свидетелями?

Когда я проходил мимо палаты, где лежал вольнонаемный Коэда, у меня в памяти вдруг всплыл образ матери Кусуно. Я вспомнил ее беседу с моим отцом перед нашей отправкой. Она рассказывала ему о том, как потеряла мужа и как ей трудно было устроить своего младшего сына в школу…

Выйдя из госпиталя, я услышал голос Хаманака:

— Акияма, на построение!

При этих словах я сразу забыл и о Коэда и о Кусуно. Мне показалось, что отряд уже выступает. Охваченный страхом опоздать и остаться, я со всех ног бросился бежать к месту сбора.

Перед строем уже стоял начальник группы Осуми и объяснял обстановку:

— …Сейчас наша армия ведет упорные бои с противником в пограничных районах, сдерживая его натиск. Есть приказ нашему отряду временно оставить городок. Необходимо всему личному составу привести в порядок личные вещи и собраться перед штабом. Место назначения пока не известно. Вероятно, мы должны будем укрепиться на одном из рубежей у Хинганского хребта. Поскольку не исключена возможность стычек и смерти в бою, всем одеть лучшее обмундирование.

Мы запаслись печеньем, гаоляновым хлебом и другими продуктами, отпущенными лавкой.

— В расположение нашей группы больше не вернемся, поэтому не забудьте взять все необходимое. Не берите лишнее, чтобы не обременять себя, — наставлял Осуми.

— Что делать с вещами больного, который еще в госпитале? — спросил я.

— Чьи вещи?

— Кусуно.

— Пока не трогать. На это будет особое распоряжение, — ответил Осуми. Вероятно, он уже знал, какая судьба ожидает Кусуно.

Я вернулся в казарму вместе с Хаманака и Морисима. Кроме обмундирования, я взял с собой сберегательную книжку, дневник и две фотографии как память об отряде. Остальное я связал в пачку и бросил в корзину. На случай, если нас застанут холода, я захватил два одеяла, носки, нижнее белье и связал это в один узел.

Хаманака сидел со скучающим видом. Ему не во что было переодеться.

— Ты можешь взять обмундирование Кусуно, — предложил я ему, хотя и понимал, что неловко, удирая, снимать рубашку с больного.

— Разве хорошо брать чужое? — возразил он, по-видимому, думая так же, как и я. Однако положение его было незавидное. Если он один среди всех останется в своем рабочем обмундировании, в котором пришел с гауптвахты, то его внешний вид будет постоянно напоминать всякому о том, что человек отбывал наказание.

— Думаю, что здесь нет ничего плохого, так как Кусуно, возможно, не вернется, — ответил я после некоторой паузы.

— Как же так можно, ведь товарищ… — неуверенно возразил Хаманака.

— Я отлично понимаю твое положение, но ничего не поделаешь. Мы тоже не знаем, что с нами будет потом, — решительно сказал я, и на этом разговор окончился.

Вещи Кусуно поделили. Обмундирование взял себе Хаманака. Так как оружие было взято раньше, особо ценных вещей не оказалось. Осталась только тетрадь, в которую были вложены сберегательная книжка и почтовая открытка от матери.

— Дайте я хоть это отнесу ему, — предложил Хаманака.