Михаил Ишков - Кортес

Удивительно, но даже после того, как патер сообщил, что они приплыли на восемнадцати каравеллах, у Нарваэса восемьдесят всадников и столько же аркебузиров, сто пятьдесят арбалетчиков и около семисот человек пехоты, дон Эрнандо даже дуновения робости не испытал. Людей, конечно, у него было маловато, и, чтобы отправиться в военную экспедицию, их придется делить, однако на его стороне были другие весомые преимущества. Прежде всего опыт, который был накоплен в прошлогодней кампании, и горы золота. Так что, по мнению Кортеса, их силы можно было считать уравновешенными. Следовательно, все дело за удачей, а эта капризная птица пока не покидала его. Он решил написать Нарваэсу. В послании дон Эрнандо почтительно согласился назвать его своим начальником. Если, конечно, он предъявит королевские полномочия… Если нет, то Кортес готов признать его сподвижником и разделить с ним плоды завоевания.

Куда более грозной казалась дону Эрнандо перспектива потери контроля над Мотекухсомой. С собой в поход брать повелителя немыслимо — это дело они, испанцы, должны были решить между собой. Оставлять в Теночтитлане, на пороховой бочке тоже несподручно. Положим, запугать его он сумеет объяснит, что пришлые пополокас церемониться с его подданными не будут и начнут жечь и уничтожать все, что встретят на пути. Беда в том, что у Кортеса под рукой не было человека, на попечение которого он мог бы оставить Мотекухсому. Сандоваль был далеко, он стойко оборонял Веракрус. Диего Ордас, Веласкес де Леон?.. Они были нужны мне в походе против Нарваэса, тем более, что де Леон приходился близким родственником губернатору Кубы, и его слово будет очень веским доводом в пользу дона Эрнандо. Педро де Альварадо? Умишком недалек, не в меру жесток, жаден до золота… Как исполнитель хорош, но дай ему самостоятельность, он таких дров наломает!.. С другой стороны, он единственный пользуется нескрываемым авторитетом у индейцев. Если кого-то из чужеземцев можно, хотя бы в шутку, признать «богом», то, конечно, Альварадо. За ним по Теночтитлану народ толпами ходит. Не могут наглядеться на его золотую шевелюру и улыбающееся лицу. Надо же, Тонатиу, то есть, «Солнышком» прозвали!.. За последнее время он, правда, набрался опыта. Должен справиться. Марина ему поможет.

Кортес отправил к Нарваэсу свою делегацию, которую возглавил патер Ольмедо. Священника даже этот солдафон обидеть, тем более посадить под арест, не решится. Патера сверх меры нагрузили золотом. Сам Кортес с сотней солдат отправился следом.

Шли ходко. Нарваэс ещё не успел вволю попировать в Семпоале, как они уже подошли к пограничной реке, где встали лагерем и стали ждать результатов переговоров.

Первые же известия, дошедшие до Кортеса, подтвердили самые худшие опасения. Нарваэс первым делом забрал всех невест, которых местный касик передал нам в жены. Вел себя нагло, не соблюдал ни приличий, ни местных традиций. Тогда у дона Эрнандо впервые мелькнула крамольная мысль — кто же придет на смену Нарваэсу, если его, Кортеса, сменит это грубое животное. На мгновение ему стало жаль Мехико…

— Что же ты не пишешь? — спросил Диас.

Писец мечтательно смотрел в стену, взгляд его остекленел, кончик гусиного перышка чуть подрагивал в руке.

— Должно быть Теночтитлан был самым удивительным городом на земле? — задумчиво спросил он. — Прекрасней Гватемалы или Севильи…

Старик не ответил. Так они сидели некоторое время в тишине, погруженный один в воспоминания, другой в мечты. Наконец ветеран вздохнул.

— С перевала, неподалеку от Чолулы, мы впервые увидели его. Город открылся во всей красе. И вся округа… Дамбы, сады, плавающие огороды. Никто из нас слова вымолвить не мог. Вода в Тескоко была чистейшего бирюзового тона. Поверх этой шири парили огромные ступенчатые пирамиды, блистающие белизной башни, кварталы домов. Вокруг, по всему береговому оружью тоже были видны города. Башни, пирамиды, дома… Каждое сооружение в Мехико было сдобрено мозаикой. Возле храмовых лестниц, ведущих наверх, высились резные каменные глыбы — то в виде головы змеи, то ягуара… Чудеса там были рассыпаны на каждом шагу. Как-то мне досталась вырезанная из нефрита головка молодой женщины размером с грецкий орех. Продавец объяснил, что это изображение покровительницы кукурузы. Спустя некоторое время в Теночтитлане мне попалось огромное, в два твоих роста, изваяние головы той же богини, сделанное из крепкого черного камня. Я не поверил глазам — оба изваяния совпадали во всем, в самой малюсенькой детали. Знаешь, в чем волшебство? Нефритовая головка была такая свеженькая, так похожа на Цветок…

— На что похожа? — спросил Хосе. — На какой цветок?

— Это я так, к слову, — поперхнулся Берналь. — Я хотел сказать, личико было миленькое, приветливое, а эта глыба улыбалась совсем по-другому грозно и снисходительно, смотрела куда-то вдаль. Сразу видно, богиня… А ведь все в точности сходилось, до последнего завитка. Довелось мне видеть в Теночтитлане и священный для всех ацтеков камень, называемый ими «календарь»… Что-то мы с тобой, Хосе, отвлеклись. Пиши!

Молодой человек — был он плечист, светловолос — встрепенулся, взгляд его осмыслился. Он обмакнул кончик пера в чернила.

Берналь принялся диктовать…

С великим высокомерием принял Нарваэс послание дона Эрнандо. Прочитал при всех, тотчас посыпались недостойные шутки. Особенно отличился некий Сальватьерро, болтун и трус, несмотря на то, что здоровяк был хоть куда. В угоду Нарваэсу он договорился до чертиков — нечего толковать с изменниками, не стоит читать их писем, взять их всех и перебить. Сам он лично обязался поймать Кортеса и отрезать ему уши.

Но вот прибыл Гевара со своими людьми. Его обстоятельное сообщение было иного рода: Кортес — герой, верный слуга нашего императора; государство Мотекусумы велико и столь обильно всякими припасами и дарами, что всем здесь достанет места, тем более, что Кортес готов добровольно подчиниться. Не этого ждал Нарваэс и вмиг охладел к своим послам. Совершенно другое впечатление произвел рассказ Гевары на товарищей Нарваэса. Жадно вслушивались они в речь священника, красочно рисующего богатства и привольную жизнь Кортесова войска. Поверить не могли, что каждый солдат у того играет в карты на чистое золото. Оно там, на плавильном дворе, кучами лежит. Много чего наговорил Гевара и его спутники. Тут ещё вскоре прибывший в Семпоалу патер Ольмедо подбавил жару, особенно разогрели офицеров и солдат розданные им подарки от Кортеса. Все в один голос начали поговаривать, что нам не драться надо, не за ушами охотиться, а помириться и мирком приступить к дележке добычи.

Не смолчал и королевский аудитор Лука Васкес де Аилон, прибывший вместе с Нарваэсом. Особенно красноречив он стал после получения личного письма от Кортеса и золотого его поклона. Аудитор открыто заговорил о вопиющей несправедливости — идти войной против таких заслуженных людей, как мы. Надо сказать, что слова его падали на подготовленную почву, тем более, что Панфило ни с кем не поделился подарками, полученными от Мотекусумы и других индейских касиков.