Владимир Грызун - Как Виктор Суворов сочинял историю

И, заканчивая отступление о кадровой политике, сделаем последний штрих:

«Весной 1940 года Сталин вводит генеральские звания… При такой скупости командующих авиационными армиями Сталин не обижает: он им дает звания генерал-лейтенантов авиаций» (с. 34<359>).

В 1940 году командиры стратегической авиации еще в чести, « но вот Сталин на что-то решился, и начинается разгром » (с. 34<360>). Так когда решился? Что, после 1940 года? А до этого — еще нет? Так что же вы нам мозги парите о каком-то « 19 августа 1939 года », когда Сталин, по вашим же словам, якобы, принял « окончательное решение начать войну » (с. 21<350>)? Какое 19 августа, а?

Через пятую сразу перескакиваем на шестую часть. Суворовский текст робко топчется на одном месте, надеясь убедить читателя пусть не фактами, так хоть хронометражем, так что не станем следовать его примеру.

Основная мысль здесь заключается в том, что в наступательной войне « предстоит бомбить не площади, а точечные цели… Предстоит бомбить не в стратегическом тылу, а в ближайшем тактическом, а то и прямо на переднем крае » (с. 38<363>). Вы смотрите, как все прописано: раз наступаешь — бомби строго вдоль линии фронта и исключительно малые объекты, а решил обороняться — залетай в глубь тыла противника и всыпай по площадям! Значит, приходится соглашаться, что Гитлер в 1940 году от англичан все-таки оборонялся, сравнивая с землей Ковентри, находившийся значительно севернее Лондона. А ковровые бомбардировки наступающих американцев времен корейской войны 1950–1953 годов есть неоспоримый признак глухой обороны США от натиска со стороны корейской военщины и китайских «добровольцев». [348]

Чтобы во всем разобраться, следует обратить внимание на то, у каких стран по прошествии Второй мировой войны оказался самый мощный флот стратегической авиации.

Такой флот на протяжении войны развили только США — с целью имитации активных военных действий против Германии в отсутствие оных, а также Англия — с той же целью.

Вторая мировая показала, что страна или воюет, или летает бомбить города противника, что, вообще-то, является воздушным террором, или, по сути, мероприятием, крайне близким к терроризму. То есть к тому, что в современном мире теми же Штатами считается самым тяжелым преступлением, и ими же регулярно совершается. [349]Так что ж вы, господа судьи, не посадили на скамью подсудимых Черчилля, Рузвельта и Эйзенхауэра, как вы сажаете сейчас ливийских террористов? И дальше в том же духе.

Ведь террорист, закладывающий толовую шашку в переходе или подъезде, не знает, пострадает ли от нее боевой генерал, фээсбэшник или чиновник. Более того, он даже уверен в том, что вряд ли от его действий его непосредственные враги будут терпеть какие-то неудобства. Конечно, может погибнуть и генерал, но такая вероятность ничтожна.

Вот и экипаж стратегического бомбардировщика, с пятикилометровой высоты атакуя города и заводы противника, не имеет ни малейшего представления о том, какие конкретные люди будут убиты их бомбами, тогда как низко летящий над полем боя пилот ближнего бомбардировщика отчетливо видит своих противников. Да и вероятность нахождения гражданского населения вблизи передовой и на поле боя — основной зоне действия такого самолета — крайне невелика. Все это можно весьма красочно показать на примере Хиросимы, когда американской бомбой было выкошено как минимум полгорода, причем, совершенно без разбору — все подряд, но на эту тему имеется не менее показательный, однако гораздо менее известный эпизод, относящийся не к азиатам, а к западным европейцам.

Припоминается мне рассказ одного английского военнопленного, опубликованный не так давно в журнале «Родина». [350]Этот военнопленный содержался в немецком лагере в окрестностях Дрездена, где он и попал под знаменитую бомбардировку этого города союзной стратегической авиацией 13 февраля 1945 года — в самом конце войны. Он вспоминает, что из-за всеобщей неразберихи и анархии, охватившей Рейх в его последние дни, в Дрезден сбежалось огромное количество гражданского населения, полагавшего, что там они будут в большей безопасности как от бесконечно наступающих русских, так и от англо-американских бомбежек. Дрезден являлся крупнейшим немецким госпитальным центром и городом огромной исторической ценности, а военного производства там практически не было, так что, по их нехитрым соображениям, там им было бы спокойнее.

Однако союзное командование рассудило по-другому. Их ведь на мякине не проведешь, ранеными да инвалидами не запугаешь. Что, говорите, промышленности мало, бомбить нечего? Так это же просто прекрасно — значит, и противовоздушная оборона слабая, ни один американский парень не погибнет смертью храбрых в этом эпизоде страшной войны с фашизмом, а уж что разбомбить эти герои — стратегические бомбардировщики — найдут! Ведь не точечные цели на поле боя уничтожать надо! Стратегические летчики больше по-честному по площадям лупят. А уж что там на этих площадях: завод, город, поле, госпиталь — не важно!

Итак, в одну прекрасную весеннюю ночь город-госпиталь Дрезден был разрушен полностью. До состояния дымящихся развалин — весьгород за одну ночь. [351]И вот рассказ английского военнопленного, ясно видевшего в лучах прожекторов серебристые «крепости» с американскими звездами, в числе прочих «площадей», щедро сыплющие бомбы и на лагерь с русскими, англичанами, французами, поляками и теми же американцами:

«Через распахнутую дверь я увидел низколетящие американские самолеты Б-17, на их корпусах белели звезды… Неожиданно один из самолетов стал приближаться к нам. Из его открытого чрева начали вываливаться бомбы. Звук, подобный шуму проходящего экспресса, казалось, разрывал наши барабанные перепонки. Потом наступила тишина. Бомбы падали все дальше и дальше в сторону деревни Нидерзидлиц. [352]Позже мы узнали, что эта воздушная атака стоила жизни 72-м пленным; погибли русские, французы, поляки и англичане. И ни одного немца. Мы медленно приходили в себя». [353]

Между прочим, по иронии судьбы, больше всего от американских бомб пострадал именно американский барак. Отметим странный выверт суворовской логики: все вышеописанные последствия действий стратегических бомбардировщиков по площадям он считает честными боевыми действиями, достойными хвалебной оды в трех томах с продолжением, а воздушным террором называет поиск и уничтожение врага на поле боя, которые должны осуществлять « крылатые шакалы » Су-2, Ю-87 и Никадзима. Странно? Ничего странного — спросите Суворова, где у него касса, и вам все станет понятно.