Сергей Капков - Короли комедии - Гликерия Богданова-Чеснокова

"Мы не ожидали, что будет такой голод. Обе семьи - и Богдановых, и Чесноковых - не могли уехать по разным причинам. Одна из них - старые родители. Сели и решили: выживем, так выживем. Умрем - так умрем..."

Каждое утро актриса уходила из дома на сборный пункт, и каждый вечер мама выходила к подъезду, садилась на стул и смотрела в проулок. По силуэту узнавала, когда возвращалась Гликерия. А дома уже был накрыт стол сервирован пустыми тарелками, чашками, стоял чайник с кипятком, лежали сухарики - чтобы все было, как в мирное время, чтобы не утратились традиции, чтобы воля не сгибалась.

Но однажды артисты не могли выбраться из Ораниенбаума целую неделю. И именно в те дни умерла от голода Оленька. И в тот же день в дом попала бомба, в блок, где была кухня. Мама находилась именно там. Стены остались, даже окна не все были выбиты, и стул у подъезда стоял, как прежде. А внутри - ничего. "И сразу у меня никого. И все равно надо было встать и идти работать. Я себе так и приказывала: встать и идти работать!"

А вскоре умер Сеня. Сразу после Победы.

"Блокада его догнала... Уже в Ленинград привозили продукты, было сгущенное молоко. И я, как сумасшедшая - по концертам, подработкам, не боялась руки испачкать - грузила, разбирала. Было все, что нужно. А он очень тяжело болел, мучился с желудком. И на моих руках погас".

У Гликерии Васильевны осталась только работа. И тут в ее жизни вновь появился Ленинградский театр музкомедии. Теперь уже навсегда. Она сразу же стала играть много и с большим успехом, блистая в опереттах Легара, Кальмана, Штрауса, Дунаевского, Милютина. Город, переживший блокаду, истосковался по спектаклям, а уж по таким светлым, как оперетта, - тем более. "Я все сыграла. Все, что шло в театре. Я играла день, играла ночь, играла день, и снова - ночь, и детские утренники, и замены... Заменяла всех! А приходила домой и заставляла себя не рыдать. Ну, одна я. Одна! Я, Бог и театр!"

Гликерия Васильевна была верующей. Это тоже - от бабушки. При ней всегда была бабушкина иконка, с которой актриса не расставалась всю войну. На каждый спектакль просила у Бога разрешение, после - прощения. Ведь считается, что актерство - не божеское ремесло. Гликерия Васильевна стала прихожанкой небольшой церквушки на Серафимовском кладбище. Там, в братской могиле - вся ее родня. И там же, на Серафимовском, актриса завещала похоронить и ее, хотя правительство Ленинграда настаивало на Литераторских мостках.

Гликерия Васильевна через всю жизнь пронесла чувство вины перед близкими. Постоянно повторяла, что если бы в тот трагический день была дома, может, все и спаслись бы. А после войны у нее началась болезненная мания копить запасы продуктов. Она так была напугана ядерными испытаниями и гонкой вооружений, что во все углы своей небольшой квартиры постоянно запихивала пакеты с сухарями и всевозможные консервы. А потом щедро делилась этими запасами с друзьями: "Покушайте бычки в томате! Я покупала их двадцать лет назад на случай войны. Они еще свежие".

Став солисткой театра музкомедии, Богданова-Чеснокова получила двухкомнатную квартиру. Год от года она становилась настоящей примой труппы, при том что главных ролей не играла никогда. На афишах стали появляться надписи "С участием Г.Богдановой-Чесноковой", а ленинградцы интересовались в кассах, играет ли в спектакле их любимая актриса.

В театре ее, в общем-то, не ущемляли, но когда нужно было дать звание "заслуженной артистки", директор театра Николай Янет писал: "Заштампована". Он по-прежнему дружил с Дмитрием Федоровичем Васильчиковым и все так же ненавидел его бывшую супругу. Никогда и нигде о ней плохо не говорил, но пакостил, как мог. "Ну, кто ее знает? Только в Ленинграде. Областная актриса. За что звание?" Сам при этом получил "заслуженного деятеля искусств", причем - в блокаду. Человек хлебосольный дома, талантливый на сцене, Янет был страшно завистлив в профессии. А Богданова-Чеснокова с первых же дней стала лидером в театре. Это его задевало чудовищно.

Звание ей дал новый главреж театра Юрий Иосифович Хмельницкий. При нем актриса сыграла свои лучшие роли и заблистала в "Мистере Иксе". И тогда же произошло знаменательное событие: спектакли московской и ленинградской оперетт объединились для создания одноименного фильма. На экраны вышел шедевр, образец - как надо снимать на пленку оперетту. Мастеров этого жанра - Георга Отса, Григория Ярона, Зою Виноградову, Анатолия Королькевича и, конечно, Гликерию Богданову-Чеснокову - узнала вся страна. На спектакль в "Музкомедию" попасть было невозможно. Записывались в очереди, ночевали на улице.

Кроме того, Хмельницкий взял за практику устраивать прямые трансляции своих спектаклей по телевидению, и советские зрители получили возможность увидеть лучшие работы ленинградских оперетточников, не выходя из дома. В том числе, и сценический вариант "Мистера Икса". Это позволило Юрию Иосифовичу стукнуть кулаком по столу в управлении культуры Ленинграда, чтобы прямо при нем Богдановой-Чесноковой подписали звание "заслуженной артистки РСФСР".

- Народ - за! Хотите, Путиловский завод приглашу?

- Зачем?

- Она сейчас там выступает. И, кстати, ее уже представили заводчанам как заслуженную артистку Республики.

- Как? Кто разрешил?

- Я.

"Вторая серия" началась, когда через пять лет актрисе захотели дать "народную". И в 1970 году, устав от пустых разговоров, новый руководитель театра Михаил Дотлибов никому ничего не сказал, собрал подписи всех "мастодонтов" ленинградской сцены и выхлопотал звание для блистательной актрисы.

На сцене Богданова-Чеснокова сыграла обольстительную Хиврю ("Сорочинская ярмарка"), решительную тетю Дину ("Севастопольский вальс"), хлопотливую Парасю Никаноровну ("Трембита"), невозмутимую Полину Дмитриевну ("Шар голубой"), искрометную Цецилию ("Королева чардаша"), чудаковатую Биби-ханум ("Кавказская пленница"), расчетливую Матрену ("Сто чертей и одна девушка"), старую казачку Семеновну ("Бабий бунт"). Для актрисы писали Ю.Милютин, И.Дунаевский, В.Дмитриев, Г.Портнов, В.Баснер, А.Петров, Е.Птичкин.

"У Богдановой-Чесноковой, как ни у кого, был естественный переход от разговора к пению и обратно", - сказал однажды об актрисе Андрей Петров. Оперетта "Мы хотим танцевать" стала единственным случаем, когда композитор написал специально на кого-то. Гликерия Васильевна исполнила роль стареющей примадонны Матильды Ивановны Волны-Задунайской. Она выходила на сцену в рискованно декольтированном платье с лихим разрезом на боку, с пучком разноцветных перьев на голове. Певица негодовала, что ее считают старухой, когда она пятьдесят лет поет арии героинь и шестьдесят лет состоит в профсоюзе. В доказательство своей принадлежности к молодежи Волна-Задунайская демонстрировала такой виртуозный танец, что ни на сцене, ни в зале - ни у кого не оставалось сомнений, что перед ними - звезда.