Трумбулл Хиггинс - Гитлер и стратегия блицкрига

Другим политическим персонажем, планировавшим извлечь выгоду из нападения Германии на Советский Союз, был Ёсукэ Мацуока — министр иностранных дел Японии. Сразу после получения информации о начале войны Мацуока добился аудиенции у японского императора и, даже не проконсультировавшись с кабинетом, предложил немедленно напасть на Советский Союз. Уже изрядно расстроенный тем, что он назвал «вероломным актом» Гитлера, японский премьер Фумимаро Коноэ выступил против планов Мацуоки. Этот отпор стал более эффективным благодаря противодействию японского военно-морского флота новой кампании на Азиатском континенте, вдобавок к большой занятости армии в Китае.

Наконец, в ответ на неистовый призыв немецкого посла в Токио, 1 июля Риббентроп телеграфировал, что приближающийся крах военного могущества России дает Японии уникальную возможность. Ее войска могут завладеть Владивостоком и продвинуться как можно дальше на запад, чтобы пожать руки наступающим немцам на полпути в Советском Союзе еще до наступления холодной зимы. Что именно ускорило это примечательное возвращение гитлеровской политики, в то время как немцы были абсолютно уверены в легкой победе над Россией, неясно, хотя в прошлом Рудольф Гесс довольно долго выступал за такой курс как один из фундаментальных принципов геополитической доктрины Карла фон Хаусхофера.

На совещании японского императорского совета 2 июля было решено, что, хотя военные приготовления к нападению на Советский Союз следует активизировать, тем не менее Япония будет ждать дальнейшего развития событий в войне между Германией и СССР, чтобы решить, какие действия следует предпринять. Перспектива войны и с Советским Союзом, и с Западом не привлекала членов совета, несмотря на энергичные усилия министра иностранных дел Мацуоки.

Проинформированное об этом решении собственными агентами или Государственным департаментом Соединенных Штатов, советское правительство продолжило переброску дальневосточных военных частей на запад. Эта переброска фактически началась еще в марте, то есть до заключения пакта о нейтралитете с Японией. Поэтому вряд ли стоит удивляться тому, что удвоение японского гарнизона в Маньчжурии чрезвычайно встревожило правительство Соединенных Штатов. Тревога ни в коей мере не облегчалась неправильным толкованием расшифрованных, но вводящих в заблуждение японских посланий в Берлин. Но американские вопросы, как и давление на Токио, все же не отражали подавленности, свойственной переписке Риббентропа с японцами. Например, 10 июля немецкий министр иностранных дел телеграфировал, что, поскольку Россия близка к краху, просто невозможно, чтобы Япония не решила вопрос Владивостока и Сибирского региона после завершения военных приготовлений.

Единственным ответом Токио на призыв Риббентропа стало увольнение из японского министерства иностранных дел лучшего друга Германии Ёсукэ Мацуоки. С падения Мацуоки и принятия Японией курса в направлении первоначально легкой южной экспансии началось ее движение к итоговому поражению. Сам Черчилль признавал, что в казавшейся безрассудной политике Мацуоки, направленной на радикальное сотрудничество с нацистской Германией, заключался ее лучший и, возможно, единственный шанс реализовать победу во Второй мировой войне. Причины, оправдывающие ее бездеятельность в это время, приведенные японцами Германии, а именно нехватка танков и общая неготовность в Маньчжурии, отражали и недавний неудачный опыт Японии в столкновениях с советской армией в 1938–1939 годах.

Пока дипломаты трудились, постепенно стало вырисовываться не слишком многообещающее будущее операции «Барбаросса», хотя группа армий «Центр» еще продолжала быстро наступать на южном и северном флангах фронта. Швеция разрешила проход немецкой 163-й пехотной дивизии из Норвегии в Финляндию через свою территорию, но логистические трудности Крайнего Севера, а также необходимость поздней концентрации немецких сил в Северной Финляндии, чтобы не насторожить русских, привели к задержке немецкой атаки на Мурманск до 29 июня. Две атакующие немецкие горные дивизии под командованием генерала Эдуарда Дитля, не имея преимуществ внезапности и существенного превосходства в силе, действуя на сложной местности, вскоре были остановлены сопротивлением русских в 50 километрах от советского арктического порта.

Еще две немецкие дивизии при поддержке финнов также не добились успеха в слабой попытке перерезать Мурманскую железную дорогу в Кандалакше в следующем месяце. А основным силам финской армии под командованием фельдмаршала Маннергейма досталась задача захватить Восточную Карелию в середине июля. Финны извлекли пользу из более удобной местности, хорошей подготовки, коммуникаций и временного превосходства в силе, сложившегося в результате ослабления 23-й советской армии ради сопротивления быстрому наступлению немцев в Прибалтике, и к концу августа захватили почти все свои бывшие пограничные с Советским Союзом территории.

На ровной и легко проходимой местности Украины, в секторе группы армий «Юг» фельдмаршала Герда фон Рундштедта, тоже сложилась непростая обстановка, хотя здесь находилась 1-я немецкая танковая группа, которая медленно продвигалась вперед, в то время как, согласно плану, смешанные силы Германии и Румынии на правом фланге практически стояли на месте. Лемберг был взят 29 июня, к большой радости украинских националистов, коих в этом городе было большинство. Однако бдительность солдат Юго-Западного фронта генерал-лейтенанта Кирпоноса вкупе с четырехкратным превосходством в танках (2400:600) не позволили немцам развить этот успех. В результате примерно 25 советских дивизий в Карпатах, атаки которых неисправимый пессимист Рундштедт опасался на правом фланге, смогли отойти в полном порядке. Постоянные атаки частей Красной армии из-под прикрытия Припятских болот против 6-й немецкой армии на левом фланге Рундштедта замедлили продвижение вперед этого элитного подразделения.

Ярый противник военной кампании на востоке вообще, предпочитающий в любом случае ограниченное стратегическое наступление вдоль балтийского побережья на Ленинград, а не широкомасштабную кампанию вплоть до Украины, Рундштедт быстро понял, что вся предыдущая информация о России, поступавшая к нему, была чепухой. Даже немецкие карты территорий, расположенных за старой польской границей, оказались неверными. Главные дороги стали проселочными тропами, и, наоборот, железные дороги таинственным образом исчезли, зато целые города «американского типа» с крупными заводами неожиданно появились там, где, судя по немецким картам, не было ничего.