Сергей Карпущенко - Лже-Петр - царь московитов

Ждал Возницын, что накликает на свою седую голову гнев царя, но не мог представить, как обойдется с ним государь. Лже-Петр поднялся со стула неторопливо, будто раздумчиво, с вялостью в ногах, но потом с резвой ловкостью ухватил Прокопия Богданыча за бороду, под самый корень, притянул его к себе. Старик же с выпученными от боли и бесчестия глазами лапал руками воздух, за руки царя хвататься не решался, что-то лепетал. Лже-Петр, когда лица их почти соприкоснулись, громким, страшным шепотом сказал, деля слова на слоги:

- Старик, ты знаешь, кого ты уп-ре-ка-ешь? Я - царь, помазанник, я токмо Богу одному ответ даю! Али тебе речь моя темной показалась? Так я её огнем в застенке просветлить могу!

- Помилуй... не казни... - только и промолвил насмерть перепуганный старик.

Петр же Возницына в грудь рукой пихнул - Прокопий Богданыч упал на стул, дыша, как выброшенный на землю лещ. Царь послов оглядел победным, жарким взором и затопал к выходу, не замечая между тем, что Франц Лефорт улыбается ему вслед презрительной улыбкой. Поулыбался так совсем недолго, потом сорвался с места, удивляя своей молодецкой прытью и без того уже пораженных послов, и бросился вдогонку за царем.

Он остановил его уже во вдоре, когда Лже-Петр, застегивая под подбородком епанчу, стоял перед распахнутой гайдуком дверцей кареты, собираясь снова в Саардам.

- Всемилостивейший государь, повремените совсем уж малость. Два слова хочу вам молвить, - учтиво раскланялся Лефорт.

Лже-Петр недовольно глянул на того, кого настоящий Петр любил безмерно, кому мог доверить государственное дело, как самому себе.

- Ну, чего желал? Тут говори!

- Нет, здесь нельзя, нельзя, - смотрел Лефорт в глаза Лже-Петра открыто и смело да вдобавок кривовато улыбался, скрывая что-то.

- Ладно, полезай за мной в карету. Там и потеплей маленько будет.

Забрались в карету, затворили дверь. Лефорт, ежась от январской прохлады, пряча ноги в шелковых чулках в складках медвежьей полости, что валялась на полу, тихо заговорил по-шведски:

- Я не имею чести знать, кто вы такой, но план господина Левенрота, который был предпринят к осуществлению им и вами с достойной удивления и восхищения отвагой, удался, как вижу, к славе вас обоих. Надеюсь, вам понятно то, о чем я говорю?

Лже-Петр нахмурился, выставил вперед нижнюю челюсть, рука его задвигалась, уже готовая схватить Лефорта за горло или за шиворот, чтобы выбросить из кареты, но Франц, как бы предупреждая насилие, заговорил по-шведски ещё быстрее:

- О, великий государь, не спешите изгонять меня! Я не тот, кто может причинить вам хоть какой-то вред. Напротив, только пользу, ведь я в России такой же иноземец, как и вы, кроме царя Петра меня никто не любит, я держался на высоте положения лишь благодаря своей близости к царю, но теперь, я вижу, настоящий Петр... исчез, а вместо него явился новый государь. О, поверьте, я окажу вам неоценимую услугу! Вы надеетесь на то, что сумеете провести русских благодаря поразительному сходству с царем Петром? Но вы ошибаетеь, этого мало! Послы уже заподозрили, что после припадка в трактире царя Петра погубили какие-то чары: он то ли заколдован, то ли был кем-то отравлен, и ваша недавняя речь о необходимости возвратиться домой и сжечь флот лишь укрепила их предположение. Случись такое - за вами бы следили очень внимательно, и я уверен, что рано или поздно вы бы наделали ещё массу ошибок, допустили бы просчеты, не смогли бы вести себя так, как подобает русскому царю.

- Но русскому царю все подобает! - страшно прошептал Лже-Петр, говоря по-шведски, чем успокоил Лефорта, все ещё сомневавшегося в том, что видит перед собой самозванца.

- О нет, господин, не все. У русских есть свой этикет, и русский царь не тиран, которому позволительно все. Он тоже подчинен, подчинен своим обязанностям быть покровителем, отцом своих подданных. Сегодня же вы решили вести себя не как отец, а как тиран. Хотите, я стану вашим поводырем в Московии? Я научу вас, что нужно делать в том или ином случае, стану подсказывать вам, где нужно быть жестоким, а где можно выказать и свое милосердие. Господин Левенрот - очень умный человек, но я знаю Россию лучше и стану вашей тенью, ибо покровительствовать хочу тому, кто близок мне по крови. Из царя Петра я усердно делал иноземца, но он воспринимал лишь внешнюю сторону моего учения, так и оставшись русским по натуре. Вы же, наоборот, станете русским царем лишь внешне, чтобы не раздражать туземцев нововведениями, а внутренне будете оставаться шведом. Ведь вы... швед, ваше величество?

Лже-Петр ничего не ответил, лишь наклонил голову, а Лефорт, довольный отношением самозванца к своим словам, продолжил:

- О, мой государь! Мы завоюем с вами всю Московию! Нет, я не претендую на корону, мне будет довольно лишь того положения, которое я займу рядом с вами. Уверен, что замысел Левенрота имел в виду сделать Московию покорной Швеции - да, Россия будет ей покорна, мы не будем ссориться со своими соседями. Мы станем отправлять в Швецию дешевые природные ресурсы Руси, мы разоружим крепости новогородской земли, мы перестанем лить пушки. Мы превратимся в мирную, беззлобивую страну, где живут одни лишь селяне, где нет ни промышленности, ни ремесел, ни ученых, ни художников. Зачем все это русским, если они не обладали искусствами и в прежние времена? Россия превратится в тихое, как кладбище, место, но мы с вами будем править этим народом, счастливейшим из всех смертных. Ведь не станете же вы спорить, что поистине счастлив тот, кто не имеет ни сильных желаний, ни разрушающих душу страстей. А какие там женщины, государь! Вспомнить хотя бы прелестную жену царя Петра Евдокию! Боже, я завидую вам, но только не надо спешить, не надо! Перемените решение - вы вправе сделать это. Отправимся в ближайшие дни в Англию, потом - к Римскому кесарю. В Венеции мы тоже обещали быть. Вам нужно научиться этикету, настоящий Петр уже немало преуспел в этом, а уж потом возвратимся в Москву. Что за чудное путешествие нас ожидает!

Лже-Петр, слушавший Лефорта с горящими глазами, чуть приоткрыв рот, был так похож на настоящего Петра, что Лефорт, увлекшийся своей речью, даже засомневался на мгновенье: "А не царь ли Петр передо мной сидит и слушает изменнические речи своего друга, подданного?" Но когда сидевший рядом с Лефортом человек вдруг с горячностью пожал ему руку и сказал: "Да, мы будем вместе!", швейцарец уже не сомневался в том, что верно угадал в нем того, кто смело покусился на трон и шапку Мономаха русского кесаря.

Когда Лефорт вышел из кареты, и она с грохотом покатила с посольского двора, его сердце колотилось от радости, а на умном лице блуждала улыбка довольства и скрытого торжества.

"Нет, я на самом деле что-то да стою, правда, - думал он. - Фортуна подарила мне счастливый случай, и я сумел воспользоваться им, как и подобает мудрому человеку. Да, и прежде я был близок к власти, был любим Петром, выделен им, он часто слушался моих советов. Но что значит все это перед тем, что открывается передо мной сейчас! Настоящий Петр был беспорочен, и я не мог влиять на него в той степени, как мне хотелось. Сейчас же я уличил этого удивительно похожего на царя шведа в том, что он не Петр, я заставил его увидеть в себе помощника, незаменимого друга, и теперь я, зная, кто скрывается под маской царя Петра, буду всечасно пользоваться этим в своих личных целях. О, власть! Я, Франц Лефорт, бедненький швейцарец, стою на пороге рая, открываемого передо мной властью. Я буду править в Московии, хотя и прикроюсь личиной этого самозванца. Нет ничего слаще в жизни, чем власть, и я её почти достиг!"