Сергей Карпущенко - Лже-Петр - царь московитов

- Обыщите его.

Два моряка тут же схватили Петра за руки, и русский государь не стал противиться - царем на судне был капитан, а Петр умел ценить порядок. Ничего, кроме ножа, на странном оборванце матросы не нашли. Капитан осмотрел оружие Петра, нахмурясь, ковырнул ногтем запекшуюся на рукояти кровь, зачем-то головой кивнул. Тут же к нему подскочили два матроса, и он им что-то негромко приказал.

- Ну, русский царь, мы сейчас посмотрим кем ты представишься ещё после купания, - мрачно, будто сам себе, буркнул капитан, и вот уже Петр был повален на палубные доски, и, как ни сопротивлялся он, его руки на запястьях и ноги у самых стоп были перетянуты веревками.

С холхотом, с криками "Купаться! Купаться!" матросы понесли Петра на кормовую часть "Дельфина". Послышалась команда капитана:

- Курт! Ганс! С кормы под днище канаты заводить!

- Есть "заводить"! - с веселой готовностью ответили матросы, предвкушавшие удовольствие от представления, в котором главным и единственным актером должен был стать какой-то "русский царь".

А Петр, прекрасно знавший об обычаях на европейский кораблях, кричал:

- Капитан! Капитан! Если вы исполните свое намерение, я вас повешу, четвертую как оскорбителя! Я - помазанник! Я - царь!

И матросы, слыша крики беспомощного, но страшно вращавшего глазами и брызгавшего слюной "царя", смеялись пуще прежнего, щипали Петра, дергали его за волосы, говоря при этом:

- Царь, царь! Ты немного запачкался, мы тебе готовим ванну!

- Да, ванну! Ведь нужно выйти к подданным не таким грязнулей, а чистеньким, как положено царям и королям!

Скоро Курт и Ганс доложили капитану, что канаты заведены под днище, то есть все к "купанию" готово, и лишь короткий жест командира судна - большой палец руки, указавший вверх, - сообщил ликующим матросам, что можно приступать.

- Царь, царь, ты уж постарайся в водичке не очень-то кричать о своем царском достоинстве, а то не миновать беды! - советовал Петру кто-то. Другой, смеясь, говорил:

- Нет, не говори ему ничего, Фриц! Великий царь такой большой, что просто выпьет море - что ему!

С гиканьем, свистом, хохотом протягивали матросы Петра под килем. Он хорошо нырял ещё мальчишкой, и задержать дыхание на две минуты не составило бы для Петра труда, но матросам приятно было ощутить свою власть над беззащитным человеком, имевшим к тому же наглость разговаривать с их капитаном грубо, сверкать глазами да ещё пугать его виселицей и четвертованием. Поэтому-то вытащить привязанного за руки и за ноги человека из-под днища корабля они не спешили, и Петр, в голове которого от недостатка воздуха в легких уже зазвенели хрустальные колокольцы, а в памяти промелькнули со скоростью урагана сцены детства, лица матушки, Евдокии, Анны Монс, Алеши, многих других людей, не сдержался, открыл рот, и в его легкие хлынула вода, и сознание превратилось в черный узкий коридор, по которому помчалась душа к маячившему впереди свету...

- Ну что, очнулся? - пробились к его разуму чьи-то далекие, чужие слова. - Кем же ты ещё себя назовешь? - увидел Петр перед своим лицом нехороший взгляд наклонившегося над ним бородатого капитана.

- Я - царь... всея... Руси... - уже по-русски с совершенным безразличием по поводу того, сумеет он убедить кого-нибудь или нет, промолвил Петр, радуясь в душе тому, что остался в живых.

Казалось, русская речь заставила капитана призадуматься. Он выпрямился и отдал приказ:

- Дайте ему матросскую робу и штаны с башмаками. После приведите ко мне.

Когда Петр появился в капитанской каюте, что находилась в кормовой надстройке "Дельфина", командир судна, долго раскуривавший трубку с длинным черешневым чубуком и поглядывавший на молчавшего Петра, наконец спросил у него:

- Ну, и как тебя зовут, "русский царь"?

- Петром, - ответил Петр, произнося свое имя на русский намер.

- Да, видно, ты, приятель, на самом деле спятил с ума, раз твердишь одно и то же, как попугай, - пыхая дымом, сурово говорил капитан. - Ладно, если ты - беглый каторжник и боишься того, что я отдам тебя судьям, обещаю не делать этого. Только брось молоть чепуху. Я не люблю врунов. Тем более таких, которые хотят придать себе важности. Я же вижу по твоим рукам, привычным скорее к топору и пиле, чем к изящным столовым приборам, что ты простолюдин. Кого ты хочешь обмануть? Мы плывем в Кольберг, в Померанию владения великого курфюрста Бранденбургского. Если ты не будешь больше называть себя царем Петром, потому что твоя дурь и спесь мне надоели, от них тянет блевать, я, так и быть, отвезу тебя в Кольберг. Конечно, тебе придется отслужить мне работой, тяжелой работой.

- Но я царь! Я истинный царь Петр Алексеевич! - закричал Петр, и судорога свела его щеку. Если шведы надругались над ним именно потому, что им был неудобен строптивый сосед, то здесь, на корабле, его унижали так же, как челядь Хилкова, и эта обида была для Петра куда более горькой, чем нанесенная королем Карлом. - Подожди, капитан, я расскажу тебе, почему мне, царю Петру, пришлось забраться в бочку из-под сала, только не перебивай меня! - На плохом немецком, помогая себе руками, то и дело с рычанием хватаясь за дергавшуюся щеку, Петр рассказал историю пленения, поведал, насколько догадывался, о его причинах, о том, как получилось, что в России не заподозрили подмены. Под конец сказал: - Если ты, капитан, разгрузившись в Кольберге, возьмешь курс на Архангельск, то получишь за мой провоз очень щедрую плату. К тому же я обещаю тебе, что до конца своих дней ты сможешь торговать беспошлинно любыми иноземными товарами в моей державе.

Посасывая трубку, по которой страстно соскучился и Петр, стеснявшийся между тем попросить у капитана табаку, командир и владелец корабля прикидывал. Конечно, он слышал раньше о привычках русского царя, поэтому натруженные руки сидевшего перед ним великана не могли быть доказательством плебейского происхождения, но капитан был немцем, расчетливым и методичным, к тому же он был купцом, и даже если в словах незнакомца имелась доля правды, то все равно неизвестность далекого плавания в Архангельск, где он никогда не бывал, неопределенность в выборе товара, сомнительность успеха заставили наконец капитана решительно покачать головой:

- Нет, в Архангельск "Дельфин" не пойдет. Если бы даже Святая Бригитта явилась сейчас в мою каюту как знамение правдивости твоих слов, то я бы скорее послушался доводов рассудка. - И, усмехнувшись, добавил: - Цари не прячутся в бочках, не ходят с крестьянским ножом за поясом, и их не протаскивают под килем. Все, иди к боцману. Он подыщет тебе работу.

Петр посмотрел на капитана с ненавистью, но тут же совладал с собой, поняв, что здесь, на корабле, капитан является царем и вправе поступать, как ему угодно.