Сергей Карпущенко - Рыцарь с железным клювом

- Иван Петрович, - сурово сказал Володя, - а если Дима к вам заявится, ну, с чемоданом из гостиницы, вы примете его?

- Обязательно приму! Всенепременно! - как-то восторженно заявил Иван Петрович, и Володя больше ничего не спрашивал, а просто вышел на площадку лестницы, предоставляя Иринке право прощаться с дедом, как ей заблагорассудится.

У акаций, в сквере, они сели на скамейку, и Володя, не глядя на девочку, долго сопел, показывая этим, что он над чем-то серьезно размышляет.

- Слушай, - развязно обратился он к Иринке минуты три спустя, говорят у женщин нюх на всяких негодяев. Тебя хоть и трудно женщиной назвать, но ты скажи, тебе воронежец подозрительным не показался?

Иринка пожала плечиками:

- Да нет, напротив - отличный парень, приятный даже очень. А у тебя что, фальшивка эта из головы не может выйти? Да? Напрасно ты, Володя. Дима даже простоватым мне показался. Таких, наверное, на удочку и ловят. Он же фанатик, видно, как и Иван Петрович. Вот и купил подделку. И ты не будь занудой. Подозрительный ты слишком. В общем, ты снова струсил, кажется. Опасность увидел там, где её и нет. Тебе, Володька, надо учиться быть добрее к людям.

Володя хмыкнул:

- Ладно, скушаю, пожалуй, твой совет! Только если этот воронежец вдруг деда обкрадет или убьет даже, чтобы оружие его забрать, то вспомни, вспомни мою недоброту! Знаешь, сколько за один золотой палаш он может выручить? Не знаешь?! Да ему миллион какой-нибудь бизнесмен выложит, тот, которому деньги некуда девать! А если за границу переправит?! Ради такого барыша можно и документик фальшивый нарисовать, и фамилии почтенных, как старик сказал, людей узнать, и полюбезничать тоже можно часик!

Тролль, похоже, была немного смущена, но возразила быстро:

- Но зачем же Дима оставил документ, если Иван Петрович так и сказал хочу в него вглядеться? Не знал он о его поддельности!

- Нет, знал! - решительно возразил Володя. - Я видел, как не хотелось Диме отдавать бумажку!

- Но он все-таки отдал!

- Отдал, потому что боялся обидеть деда, насторожить. Дай, думал, отдам, авось старый дурак не разберет - полуслепой уже, наверно! А когда ты с дедом ушла на кухню чай готовить, он сразу подошел к ковру с оружием. Я за ним внимательно следил. Дима языком стал чушь всякую пороть о том, как шелк на темляках играет и даже после смерти нашей не потускнеет, говорит о шпаге, о пистолете, а сам все смотрит на палаш, просто жрет его глазами, а потом эфеса золотого даже пальцами коснулся - золото пощупать захотел! Он ведь золотой, золотой, ты понимаешь?! - пытался Володя убедить Иринку в том, что раз уж золото - так непременно возле него только вор вертеться должен.

Да, Володя на самом деле был очень взволнован. Ему сильно не нравился Иван Петрович. Дима же, напротив, привлек сразу своей удалью и силой, и возможность того, что этот молодой мужчина пришел к старику, чтобы украсть палаш, ещё больше тянула к нему Володю. Пугающе жутковатая атмосфера готовящегося преступления также манила к себе Володю, и Дима казался теперь ещё более привлекательным, ужасно смелым суперменом. Но Володе нравилась Иринка, и он боялся, что девочке тоже может нравиться Дима, и, чтобы отпугнуть подругу от него, нужно было сделать Диму вором. Нет, не сделать в том, что Дима жулик, Володя не сомневался, - а раскрыть его.

- Ну и что ты предлагаешь? - тихо спросила Тролль, и по голосу её Володя угадал, что девочка встревожена.

- А ничего не предлагаю, - с зевком, равнодушно сказал Володя. - Если Дима и задумал палаш украсть, то мы ему уже помешали это сделать. Он думал, что старик один-одинешенек, как пень на поляне, а тут мы пришли, свидетели. Я хоть и уверен, что он вор, но для старика совершенно неопасный. Ну, придет он завтра, старик ему расскажет, что фальшивку разгадал, и Диме ничего другого не останется, как попросту откланяться. К тому же мы свидетели...

- Слушай, - посмотрела на Володю Тролль с широко раскрытыми от страха глазами, - а что если Дима нас с тобой... убьет, чтобы мы свидетелями не были? - И Иринка даже прикрыла ладошкой свой раскрытый от испуга ротик.

Володя, признаться, на такой поворот дел не рассчитывал. Он попытался было равнодушно улыбнуться, но улыбка получилась довольно кривая, глупая и очень жалкая. Он с минуту думал, что ответить.

- Да... ну-у-у... это ты, загнула... Убить... Зачем же ему убивать-то нас? Станет он ради палаша какого-то нас убивать... - Но такое рассуждение ни Иринку, ни самого Володю не успокоило. Мальчик понимал, что если золотой палаш на самом деле уникален да ещё имеет сделанный из чистого золота эфес, то цена его такая, ради которой свидетелей можно тихонечко убрать. Страх за себя, цепкий, леденящий, прополз в Володино сердце неслышной змеей и свернулся в нем, не спеша уходить.

- Ты что, думаешь, я так просто дам себя убить? - кривя губы, чтобы сдержать их дрожание, произнес наконец Володя. - Думаешь, я защитить себя не смогу? Напрасно думаешь!

- Нет, я так не думаю, Володя, - печальной улыбкой попыталась Тролль успокоить друга. - Но все равно страшно как-то стало. Давай в милицию заявим, а?

- Да на кого нам заявлять? - с раздражением спросил Володя. - Для милиции улики, доказательства нужны! - и замолчал, хотя ему очень хотелось рассказать обо всем кому-нибудь из взрослых. - Ладно, давай-ка по домам пойдем, поздно уже.

- Ты что, боишься, что нас может подкараулить Дима? - глупо, не подумав, спросила Тролль.

- Нет!! - крикнул Володя. - Ничего я не боюсь! Что ты ко мне пристала - боюсь, боюсь! Это ты первая панику подняла, сказала, что свидетелей убирают! Вот ты и бойся, а я не боюсь! Я просто спать хочу!

И Володя кинулся было сквозь куст акации к своей парадной, но Иринка вцепилась в его руку, зашептала:

- Ну зачем, зачем ты так? Я же не хотела тебя обидеть! Ты смелый, очень смелый, а я - трусиха! Ты звал меня в кино назавтра, так мы пойдем?

- Пойдем, - буркнул Володя и вырвал свой рукав из рук Иринки, хотя ему совсем не хотелось этого.

А дома, в своей комнате, забравшись под одеяло, он долго не спал, припоминал каждую деталь сегодняшнего дня, такого тяжелого, потребовавшего от него так много сил. На канале поступил он совершенно правильно, сумев защитить себя, но смелым он все-таки себя назвать по-прежнему ещё не мог. Володя знал, что страх приходил к нему сегодня несколько раз, строил насмешливые рожи, показывал язык, гримасничал. Он уже не сильно верил в то, что Дима, чье лицо казалось таким симпатичным и открытым, мог замышлять преступление. Хуже было то, что он, Володя, снова испугался. "Может, с папкой поговорить. Он мужик сильный, смелый, он подскажет, посоветует, успокоит во всяком случае. Подкараулим Диму, когда он к старику пойдет, проверим документы, выясним, кто он такой. Если подозрительным окажется отведем в милицию". Но Володя тут же гнал эту идею прочь, потому что догадывался: в нем копошился все тот же страх, делавший его подозрительным, и ничего на самом деле нет, Дима - прекрасный, добродушный малый, простак, проведенный каким-то жуликом. Успокоенный самим собой, Володя уснул, и Тролль в белой блузке и голубых брючках сошла откуда-то с неба, протянула ему блюдечко с бисквитом, но вдруг явился Дима, вежливо, двумя пальцами взял бисквит и засунул его в свой рот, а потом вытер пальцы о рукав Володиной футболки, поклонился и ушел, держа под мышкой задрипанную картонную папку.