Дуглас Рид - Хотел ли Гитлер войны: к истокам спора о Сионе

Изучив материалы дела о поджоге рейхстага, закончившегося откровенным фарсом, хочу привлечь внимание читателя к необычайному совпадению между тем фальшивым процессом и делом о взрыве в Мюнхене, которое планирует инициировать немецкое правительство. Но состоится ли этот процесс на самом деле, мы еще увидим. В деле о поджоге рейхстага настоящим поджигателем был полувменяемый голландский безработный Ван дер Люббе {58} . Думаю, что и в этом весьма сомнительном деле настоящим подрывником является никому неизвестный Георг Эльзер. В деле о поджоге рейхстага лидер коммунистической фракции в парламенте Эрнст Тоглер был назван немецким орудием в руках злобного иностранного врага, который стремится разрушить Германию, — международного большевизма. В нашем же случае таким же немецким оружием в руках злобного иностранного врага, алчущего разрушения Германии — то есть Британии и ее секретных служб, будет Отто Штрассер. В деле о поджоге рейхстага на скамью подсудимых в качестве живых иностранных представителей того самого злобного зарубежного врага, большевизма, попали трое болгарских эмигрантов-коммунистов, которые оказались в это время в Берлине и которым отвели эту самую роль. В мюнхенском же деле роль живых представителей злобного иностранного врага, Британии, должны будут сыграть господа Стивене и Бест.

Это весьма своеобразное миросозерцание, которое любит действовать по наработанным схемам. Оно чрезвычайно изощренно до решающего момента и совершенно беспомощно после него. Подобно тому, как при убийстве Формиса Германия использовала ту же самую модель, как и при вторжении в Чехословакию, так, полагаю, и в деле о мюнхенском заговоре будет использована старая сказка о привидении.

Должен добавить, что я не верю в то, что процесс по мюнхенскому взрыву вообще когда-либо состоится. После непристойного завершения дела о поджоге рейхстага, когда один слабоумный был обезглавлен, а четверо остальных были оправданы из соображения, что мировое сообщество не заметит всей этой операции якобы антифашистской направленности («ведь мы же освободили невинных»), никаких подобных этому дел в Германии больше не было. Вместо этого был создан Народный суд, в состав которого вошли военные, представители командования штурмовиков, высшие чины тайной полиции. И теперь уже подобные дела рассматривались тайно, так что номер с публичным освобождением невиновных уже не проходил. Может, это и к лучшему. Я, например, не могу поверить после всего случившегося, что немцы снова будут дружно гоготать, наблюдая постановку нового, аналогичного якобы судебного фарса.

Однако сам по себе взрыв в Мюнхене оставляет много вопросов. Отто Штрассеру с сожалением пришлось опровергнуть все сообщения о своей причастности к взрыву, который он, думаю, с удовольствием бы устроил.

Мне удалось узнать — ибо примерно в то же время я очень много общался с ним, задумав написать эту книгу — что его финансовое положение на тот момент было просто отчаянным. Никто, и менее всего британские секретные службы, выказывали беспокойство и желание помочь ему. Я также знаю, что ему неоднократно отказывали в просьбе приехать в Англию, и хотя в обоснование отказов никаких доводов чиновники не приводили, думаю, что это делалось из желания не задеть самолюбия немецкого правительства и лично фюрера, о котором наши лидеры продолжали, как и раньше, думать, что он хочет только мира. Это еще одна яркая иллюстрация состояния нашего мира и всей нашей жизни — когда такому человеку упорно не дают въехать на территорию Англии в то время как тысячи нежелательных элементов получают разрешения, их тепло встречают и даже дают им определенные привилегии в ущерб коренному населению Британских островов.

Сам Штрассер убежден, что взрыв бомбы организовали нацисты по тем же самым мотивам, почему они подожгли рейхстаг — им нужно было дать немцам материальное доказательство существования и наличия неискоренимой злобы у того самого врага, которого они обвиняли в начале войны — Британии.

Похищение двух британских чиновников — дело также очень мутное и странное. Сам ход его разработки и исполнения один в один напоминает методы работы гестапо, как я уже показал на примере постоянных попыток схватить Штрассера и на случае с Формисом. Но здесь есть один важный момент.

Эти два человека, как сообщили наши власти, были приглашены к границе для проведения переговоров по вопросу о мире, инициаторами которых выступил ряд важных лиц или даже целой группы лиц фашистской Германии. Это настолько совпадает с уловками, направленными на то, чтобы усыпить подозрения Штрассера (например, предложения по финансовой или иной поддержке его антигитлеровской кампании), что я убежден, что все это — дело рук гестапо. Тем не менее, остается и второй, хотя и малореальный вариант — то, что предложение встретиться и переговорить о мире действительно было . Однако гестапо пронюхало об этом и расстроило встречу. В этом случае появляется следующий, крайне важный вопрос — кто был тот человек в Германии, который хотел вести переговоры о мире?

Но я не верю в эту гипотезу. Все детали прежних похищений указывают на то, что первое из моих предположений все-таки ближе к истине. В этом случае для нас не составит труда понять, кто стоит за взрывом бомбы в Мюнхене. Это было дело рук гестапо, которое смогло устроить похищение двух британцев сразу же на следующий день после события — им предстояло сыграть роль преступников.

Для Штрассера это означало лишь одно: после взрыва в Мюнхене ядовитые щупальца гестапо снова приблизились к нему. Он находился всего в нескольких километрах от немецкой границы. Война разгоралась все больше и больше. Гестапо назначило его подсудимым номер четыре, а потому требовало от Швейцарии его выдачи. Однако ему удалось (пока не могу открыть как) в этот крайне опасный момент пробить брешь в стене отказов на его просьбы уехать во Францию. Он получил разрешение на въезд и в мгновение ока оставил Швейцарию, перебравшись через еще одну границу.

Он прибыл в Париж в полной уверенности, что конец гитлеровского режима уже приближается и что потихоньку подходит время, когда он должен вернуться в Германию, чтобы построить там Четвертый рейх. Жил он в это время очень скромно, да и арсенал средств, необходимых для возобновления войны одиночки, был весьма ограничен. Однако, как и прежде, преисполнившись решимостью, он принялся за работу. Он писал, проводил переговоры, брал интервью и сам давал их, пытался уговорить других эмигрантов, в которых он видел хоть капельку веры, организовать Немецкий национальный совет — нечто вроде теневого правительства, которое придет к власти в решающий момент. Он даже находил время для личной жизни, от которой он, собственно, никогда не отказывался. Как я говорил, это был человек необычайной энергии и неизбывного энтузиазма.