Игорь Шумейко - Большой подлог, или Краткий курс фальсификации истории

Носить в себе такую болезнь и преодолеть ее — разве это не высокая судьба?

Было бы однако крайним великодержавным высокомерием: объявить эту «Прибалтийскую остановку», и ограничиться, как примером — одной Латвией. Дескать о прибалтах с их «поющими революциями» — достаточно. А все их национальные различия — различимы, лишь на их… микроуровне. Потому заранее объясняюсь: если и выявятся в этой главе какие-то нелицеприятные подобности эстонского политического бытия — зато не будет этого перешагивания «гуливерского». В действительности историки если и выделяют какую-либо из числа «прибалтийских республик», следующим шагом, соответственно — объединяя их в некую Латвию-Эстонию — то по признаку большей их включенности в гитлеровскую Европу, поставки рекрутов в ваффен-СС, большем усердии в «окончательном решении». В отношении к России латышей и эстонцев объединяет то, что они, бывшие сотни лет домашней прислугой и сельхозрабочими в остзейских провинциях, сформировались как политические нации — только в лоне Российской империи. Само обретение ими государственности в 1918-м, по Гитлеру — это на 100 % заслуга немецкого генерала фон дер Гольца, прогнавшего «красных», но мы-то должны признать: их готовность к государственной фазе жизни, их первые, достаточно уверенные шаги на этом поприще — показатель именно их сформированности, как политических наций.

Единственное, объединяющее их, Латвию с Эстонией уточнение не самое приятное — но оно же и объективное, столь же объективное, как вращение планет, наклон земной оси и т. д. И состоит оно в том, что эта готовность к государственности, «политическая сформированность» — показатели не абсолютные. Нет «готовности вообще», есть — готовность к определенным условиям. И объективно говоря, к полноценной государственности в условиях Европы 1930-х годов, уважаемые Прибалтийские республики были не готовы. Сам политический климат того периода увязывал эту готовность не только с формированием партий-парламентов, с сочинением своего национального гимна и разработкой герба и флага, но и с формированием примерно… по 100–120 дивизий на республику.

Это ведь какой-то оптическо-психологический обман, фокус, состоящий в перенесении нынешних условий в 1930-е годы. Две-три дюжины демократических страсбургских ПАСЕшных резолюций, купание в их текстах, и действительно покажется, что все допущения — реальны. Что прекрасно все бы ужились, и все лимитрофы бы уцелели, если бы у Гитлера исполнителем был бы не Гимлер — а, допустим, Гавел… Вацлав. Итак далее… и тогда новый Вагнер напишет, подобно «Нюрнбергским мейстерзингерам» своих — «Страсбургских филистеров»…

В общем и другая нация, запомнившаяся стадионной «поющей революцией» — была выпущена на волю, подобно птичке, в подходящий погодный период, и ей, как и в предыдущей главе — Латвии, можно пожелать счастливого полета, и тоже по возможности — без других птичьих проявлений… ну вы помните — о вытираемых пальто и шляпах.

Итак же, как в прошлой главе напомнить, что — да, согласно тогдашним всем намозолившим глаза красным плакатам — в Эстонии строился социализм-коммунизм, но построены-то в итоге были: Новоталлинский порт (кормящий сегодня молодую республику), сланцедобывающие предприятия и гигантские электростанции близ Нарвы, позволяющие не только смотреть телевизоры с новыми демократическими телепрограммами, шоу и викторинами по всей Эстонии, но и продавать электроэнергию даже и в Финляндию.

Чуть позже будет, уважаемый читатель, и рассказ о сегодняшней эпопее с переносом «Бронзового солдата», там представится случай рассказать и о совершенно фатасмагорических вещах. Об уровне абсурда, до которого дошла та «война эпохи бронзы», настолько высокого, что когда я публиковал серию очерков о тех событиях, мне пришлось приносить в подтверждение — пачки эстонских газет, которыми меня снабжает мой давний друг, ныне житель Эстонии Игорь Воронов. А обычным московским редакторам, как-то и не верилось, что некоторые эстонские парни грозились сжечь всю Эстонию (и успешно приступили к этому) — если тот памятник не будет…

Но по всем драматургическим законам — трагикомедии предшествует трагедия настоящая. Далее я процитирую работу кандидата исторических наук Андрея Петренко:

В дни битвы под Москвой, 18 декабря 1941 года, было принято постановление Государственного комитета обороны (ГКО) СССР о формировании 7-й Эстонской стрелковой дивизии РККА. Ее личный состав намечалось укомплектовать эстонцами, людьми других национальностей — уроженцами и жителями Эстонии — призывниками, военнообязанными запаса, военнослужащими действующей армии и тыловых частей, а также возвращающимися в строй из госпиталей. Командирами в соединении назначались преимущественно эстонцы. Это же касалось и политработников (среди них, кстати, был и Герой Советского Союза Арнольд Мери, удостоенный этого звания еще в августе 1941 года).

Дивизия формировалась в Уральском военном округе, в Свердловской области. Причем результаты набора превзошли все ожидания и предположения (всего в эстонские части до осени 1942 года прибыло 26 445 человек). Уже 10 февраля 1942 года последовало распоряжение Наркомата обороны СССР о создании второй эстонской дивизии — 249-й стрелковой. А 25 сентября 1942 года директива Верховного главнокомандования ознаменовала рождение 8-го Эстонского стрелкового корпуса, командиром которого был назначен генерал-майор (впоследствии генерал-лейтенант) Лембит Пэрн.

В бой национальные воинские соединения Красной армии вводились только по специальному разрешению Верховного главнокомандования. Этому предшествовали контакты с руководителями соответствующей компартии. Даже в момент тяжелейшего положения осенью 1942-го под Сталинградом, когда туда шли все резервы, Сталин после разговора с секретарем ЦК КП(б) Эстонии подтвердил: корпус будет направлен на Калининский фронт, поближе к эстонской территории.

К концу 1942 года эстонские воинские части насчитывали свыше 27 300 человек: 7-я дивизия — 10 052, 249-я — 10 235 человек, запасной полк — 6617 (в мае 1943 года 8-му корпусу был передан 221-й танковый полк «За Советскую Эстонию», летом 1944 года — авиаэскадрилья «Тазуя» из 14 самолетов У-2, другие части и подразделения). Эстонцы составляли 88,8 % численности корпуса. В 249-й дивизии воевали 67 эстонских шведов. В целом процент эстонцев в двух эстонских дивизиях Красной армии был выше процента эстонцев среди населения предвоенной Эстонской Республики (88,1 % в 1934 году).