Ян Марек - По следам султанов и раджей

— Для поездки к нам вы выбрали все–таки неудачное время, — сожалел лейтенант. — В мае и июне здесь самая жара. Сегодня еще можно выдержать, а иногда лу дует так сильно, что не может быть и речи о том, чтобы находиться под открытым небом. Сюда лучше приезжать в июле или в августе, во время дождей. Муссоны приходят, правда, нерегулярно и сравнительно редко, но уж если тучи доходят до наших мест, то дождь льет здесь как из ведра и довольно долго. После дождей вся пустыня быстро расцветает и зеленеет молодой травой. На пастбища выгоняют скотину, и все вокруг радуется началу новой жизни.

Мы поинтересовались у нашего провожатого, можно ли воду тропических ливней как–то удержать, сохранять ее какое–то время, или же она без пользы стекает по руслам временных потоков.

— Большая часть воды стекает и приносит больше вреда, чем пользы, — терпеливо объяснял нам лейтенант. — Однако там, где местный рельеф позволяет, воду по специально вырытым каналам направляют в большие водоемы и искусственные озера — тоббы. Они — самое большое богатство кочевых племен. Каждое племя днем и ночью тщательно охраняет свое озеро, потому что его благополучие в значительной степени зависит от того, как долго удержится вода.

Машина остановилась возле попавшейся на нашем пути тоббы. Водоем не произвел на нас большого впечатления. Небольшое углубление, к которому с близлежащих дюн сбегали малозаметные овражки. В это время года они совершенно сухи и сливаются с окружающей местностью. Берега тоббы заросли колючим кустарником и боярышником, здесь же паслись одинокие верблюды. Интересно, кому они принадлежали и откуда пришли сюда?

Лейтенант был уверен, что за ними кто–то здесь присматривал. Верблюды — самое ценное имущество кочевников. На верблюдах они ездят верхом и перевозят скудный скарб, из шерсти этих животных вяжут теплую одежду. Кроме верблюдов кочевники разводят овец, коз и коров. Иногда они, правда, охотятся на степных зверей, и тем не менее в первую очередь они пастухи.

Сегодняшние обитатели этих мест принадлежат к белуджам. Их насчитывается около 50 тысяч, и они разделены на большое количество отдельных племен. Эти люди живут в круглых остроконечных юртах, которые ставят из прутьев и соломы в местах своих временных стоянок.

— Если хотите, можем заглянуть в такую юрту, — предложил нам лейтенант и тут же предупредил, что даже он не всегда может договориться с кочевниками. Люди они, конечно, простые и сердечные, однако во всех отношениях отсталые. Говорят они на восточнобелуджских диалектах и с местными жителями почти не поддерживают отношений. В город приходят преимущественно лишь вожди их племен. Там они продают верблюжью кожу или овечий сыр и покупают для всего племени хлеб, тростниковый сахар, масло, соль и все необходимое для скромного существования в пустыне.

К сожалению, у нас не было достаточно времени, чтобы искать белуджский табор, и мы вынуждены отказаться от встречи с кочевниками. И без того мы должны были спешить, чтобы вовремя добраться до главной магистрали на Карачи, а по ней — до панджнадской плотины.

Панджнад — это название не просто отдельной реки, а общего течения вод пяти пенджабских рек: его длина более 90 километров. В переводе с санскрита «Панджнад» значит то же, что и «Пенджаб» в переводе с урду и персидского, — «Пятиречье».

Однако когда мы выехали на гребень плотины, через которую проходила скоростная магистраль до Мултана и далее до Лахора, то вместо пяти рек увидели лишь две. Слева темнела ровная поверхность широкого Тришаба, а справа нес свои бело–серые волны узкий, но более стремительный Сатледж. Если посмотреть на карту, то можно увидеть, что три западнопенджабские реки — Джелам, Чинаь и Рави — встретились друг с другом еще за 160 км до этого места, где они образовали Три–шаб («Троеречье), а Сатледж еще в Индии принял в свое русло вспененные воды Биаса.

Мы прогуливались по узкому мостику над шлюзами и восхищались сложным механизмом, который автоматически приводил в действие стальные шлюзы всех 22 водоспусков, регулирующих прохождение воды. Сейчас, в сухое время года, они были лишь слегка приоткрыты, чтобы большая часть животворной воды шла в русла оросительных каналов.

— Вон те два канала самые важные, — сказал лейтенант, — тот, что короче, — Панджнад, а более длинный — Аббасия. Они проходят почти через все бывшее княжество, разветвляются на десятки малых каналов, увлажняющих сотни квадратных километров плодородных земель.

Наш разговор продолжался уже в хорошо ухоженном палисаднике перед караульным помещением, куда услужливые солдаты вынесли и поставили в тени пальм стол, а затем из глубин казенного склада вынесли чашки и чайники с чаем. Жара уже немного спала, от воды приятно веял влажный ветерок. В наш разговор вмешался молодой инженер, который осуществлял технический контроль на плотине.

— Бахавалпур, как вы уже знаете, — важный земледельческий район Пакистана, — начал инженер с той темы, которая ему была более всего близка. — Наверняка вы не раз слышали, что плодородие местных почв зависит исключительно от достаточного количества выпадающих осадков. И это не только экономическая, но и одновременно важная политическая проблема. Наш край орошается целой сетью каналов. К сожалению, все они берут начало в соседней Индии. Вы знаете, что о водах этих рек велись споры в течение многих лет. В настоящее время регулярное водоснабжение обеспечивается на основе международного соглашения. Правда, ежегодно, во время засухи, случаются мелкие неурядицы. Проходит всегда немало времени, пока водоснабжение снова налаживается, поэтому наше земледелие значительно от этого страдает. В последние годы немало делается для того, чтобы наш край стал независимым от водоснабжения из Индии. Достигнуть этого можно либо углублением большого числа колодцев, либо включением наших каналов в оросительную систему Пенджаба. Разумеется, у каждого из этих путей свои недостатки.

По дороге назад мы размышляем о том, сколько миллиардов рупий должен потратить Бахавалпур для того, чтобы обеспечить этот край достаточным количеством влаги. И только из–за того, что раздел Британской Индии в 1947 году на Пакистан и собственно Индию и последовавшее за этим искусственное создание государственных границ разбили естественно сложившиеся территориальные связи, прервали дорожное и водное сообщение, подорвали экономическую жизнь обоих государств…

Впереди на горизонте уже виднелись типичные, похожие своей формой на луковицы, купола и изящные минареты города Бахавалпур. На крышах мечетей, на административных зданиях, школах, больницах — везде выпячивающие свои круглые бока ослепительно белые или кремово–бежевые рифленые купола, как правило возлежащие на шести, иногда восьми несущих арках. Нами овладело такое чувство, словно мы перенеслись в какой–то арабский город из сказок «Тысячи и одной ночи». Это впечатление еще больше усиливалось при виде изящных стволов финиковых пальм, отделяющих оазис на краю пустыни от моря песчаных дюн, а также белых одноэтажных летних дворцов, скрывающихся в зелени заботливо орошаемых садов. Атмосфера предвечернего города таила в себе что–то неподдельно восточное, только этот местный Восток напоминает больше Ирак, чем Пакистан.