Андрей Евдокимов - Площадь диктатуры

Толя был гладко выбрит, в новенькой шинели с черным каракулем, из-под шарфа виднелся воротничок ослепительно белой рубашки.

- Что же ты свою невесту не взял? - увидев Горлова, спросил капитан.

- Слегка захворала, видно, от тебя заразилась. Помнишь, ты все время чихал и кашлял? А теперь, вижу, совсем выздоровел? - пожимая ему руку, спросил Горлов и забрал у носильщика один из двух увесистых чемоданов - в каждом было по восемь бутылок марочного коньяка разнообразного происхождения: французский "Мартель", грузинские "Шота Руставели" и "Варцихэ", молдавский "Белый Аист", крымский "Коктебель", - его Горлов любил и отличал больше прочих, - и три сорта армянского - "Юбилейный", "КВВК" и знаменитый "Ахматар". Возле донышка каждой бутылки покоился розовато-желтый лимон, а к верхней крышке были прикреплены четыре коробки конфет "Мишка на Севере". Все это аккуратно крепилось в деревянных гнездах, которые Горлов специально заказал плотнику. Много мороки доставили лимоны углубление для каждого пришлось доводить отдельно, чтобы не выскальзывали.

- Тяжелый, - сказал Толя, беря чемодан.

- Своя ноша не тянет. Это сувенир из Ленинграда, - садясь в "Волгу" ответил Горлов.

По дороге капитан не удержался и, заглянув в чемодан, даже присвистнул.

- По отдельности бывало, употреблял. Но чтобы сразу? Никогда! воскликнул он.

- Как считаешь: адмиралу понравится? - спросил Горлов.

- Да, за такой набор он тебе целый линкор спишет, глазом не моргнет!

Дорога вилась между голых, заснеженных сопок. За слепящим конусом света фар было непроглядно темно, и в небе едва забрезжило только, когда подъехали к Штабу, за несколько минут до одиннадцати. В приемную прошли, не оформляя пропуска, и адъютант сразу пропустил их к заместителю командующего.

Хозяин просторного и опрятного кабинета оказался сравнительно молодым, но немного располневшим человеком. Он встретил Горлова, приветливо улыбаясь.

- Рад познакомиться, Борис Петрович. Контрразведка мне о вас уже доложила: кто, зачем и откуда. Здесь о вашем блоке наведения легенды ходят: три года на вооружении и, представьте, ни одного отказа. Заказали на этот год модернизацию, но из Москвы - ни ответа, ни привета. Может, вы в курсе?

- Старое модернизировать незачем. Мы принципиально новую систему придумали: массогабариты уменьшены на треть, дальность увеличена примерно на триста километров, а вероятность ошибки по целенаведению - меньше десятой процента. - ответил Горлов.

- И когда испытания?

- В этом году денег не выделили, что будет в следующем, и не знаю.

- Разрешите, товарищ адмирал? - адъютант внес горловский чемодан и остановился посреди кабинета.

- Это сувенир Северному Флоту от ленинградцев, - объяснил Горлов.

- Посмотрим, что за сувенир, - адмирал легко поднял чемодан и поставил на стол.

- С выдумкой сувенир, - приподняв крышку, одобрил он. - Хотя обмывать ваш вопрос еще рано. Отношение в Минобороны и все прочие, необходимые документы мы подготовили. Копии возьмете в отделе, а подлинники мы сами отправим. Но не знаю, как Москва отреагирует. После той истории с "АНТ'ом", - помните: когда кооператоры танки заграницу вывозили? - наши генералы, как пуганые вороны, - куста боятся. А дело вы задумали хорошее. Получите разрешение, мы только рады будем - одной головной болью меньше. А то у нас половина причалов ржавым хламьем заставлена - куда девать? Никто не знает!

Получить документы оказалось непросто. Горлов до вечера ходил из кабинета в кабинет, собирая нужные подписи. После обеда выяснилось, что половину бумаг необходимо перепечатать заново, и все началось сначала. В результате Горлов пропустил последний самолет и, плохо соображая от усталости, согласился поехать в баню. Оба чемодана с коньяком уже были там, и пока все не выпили, никто не встал из-за стола.

Рано утром следующего дня Горлова доставили прямо к трапу и на прощание вручили пустые чемоданы.

- Бери, они теперь легкие, - сказал Толя.

- Зачем? - удивился Горлов.

- Примета такая, чтобы обязательно вернулся с полными!

- Намек понял, - ответил Горлов и, пошатываясь на скользких ступеньках, поднялся в самолет.

Весь полет он беспробудно спал и очухался только, когда самолет заглушил двигатели. Из Мурманска вылетали в кромешной мгле, а в Пулково светило не по-зимнему теплое солнце, и с крыши аэровокзала стекала талая вода.

Новый шофер Володя, улыбаясь, встретил его у выхода в зал прилета. Володя был краснощеким, сероглазым и, как сам признался, брился через два дня на третий, хотя в армии уже отслужил. Горлов отдал ему багажные бирки и билет, а сам поднялся в буфет на втором этаже.

- Сделайте покрепче, - велел он буфетчице, отодвигая назад сдачу.

- Тройной с одним сахаром, а булочки совсем свежие, я подогрею, засуетилась та, и Горлов вдруг удивился, как быстро он привык к тому, что все получается хорошо, если есть возможность тратить деньги, не считая.

Кофе оказался крепким и ароматным, а булочка с клюквенным вареньем свежей и теплой.

- Откуда у вас клюква? - спросил он буфетчицу.

- Мы же теперь кооператив! Клюква с рынка, сахар - из магазина, а сварили сами. Вкусно, правда?

- Вкусно, - с набитым ртом согласился Горлов. - Дайте еще одну.

- Я две согрела! Так и знала, что вам понравится, - улыбнулась она, когда Горлов выложил на стойку еще два рубля. - Хотите, телевизор включу? Вчера установили, наш собственный! Пока кушаете, новости посмотрите.

Новенькая "Радуга" висела на кронштейнах над стойкой. Не дожидаясь ответа, она привстала на цыпочки и щелкнула клавишей.

Во весь экран вытянулся сжатый кулак, камера скользнула вниз, и Горлов увидел Гидаспова, по-ротфронтовски* вытянувшего вверх руку. Он что-то говорил, но все заглушали мощные крики: "В отставку! В отставку!". Потом показали площадь у СКК. Море голов с мечущимися поверх прожекторами Горлов подумал, что показывают тот митинг, на который он был, но, приглядевшись, заметил трехцветные бело-сине-красные флаги. Камера снова прошла по трибуне и Горлов узнал Таланова, стоявшего недалеко от Гидаспова.

- Что показывают? - спросил он у буфетчицы.

- Митинг вчера был. Против этих, - как их? - партократов. В общем, за демократов. Мы с мужем тоже ходили. Народу - до ужаса! И все такие веселые, друг дружке улыбаются, разве только песен не пели. И, не поверите, ни одного пьяного! А этого, - она махнула рукой в телевизор, - мы освистали и затопали. Мы ему и слова сказать не дали. Пусть к себе идет, со своими в обкомах митингует, - она неожиданно повернулась к экрану. - Ой, подождите, Собчак выступает!

- ... если Гидаспов считает, что может управлять великим городом, как военным заводом, то он глубоко заблуждается. Потому что при всем том, что выделывали с Ленинградом последние 70 лет, он все же остается одним из центров мировой культуры и науки. И, может быть, до сих пор остается духовным центром нашей страны. Нами нельзя управлять так, как привык товарищ Гидаспов и его единомышленники! - Собчак говорил спокойно, ни разу не запнувшись; его голос был напряженным и звонким.