Марк Касвинов - Двадцать три ступени вниз

С полудня все начинают собираться.

Объявлено, что на пост комиссара в губернаторском доме назначается (по совместительству) председатель Тобольского Совета П. Д. Хохряков. Ему подчинен комендант Кобылянский. Ему же вменяется в обязанность организовать в кратчайший срок выезд из Тобольска второй группы Романовых - вслед первой группе.

Авдеев и Зенцов просят Кобылинского уточнить и сообщить возможно скорее: сколько слуг и багажа берет с собой чета, дабы можно было заблаговременно обеспечить достаточный транспорт. Через час Кобылинский передает: едут дочь Мария и 12 слуг, багажа будет пудов восемь-десять.

Появление Яковлева в канун выезда из Тобольска - по записям в дневнике Николая:

"Узнали о приезде чрезвычайного уполномоченного Яковлева из Москвы; он поселился в Корниловском доме. Дети вообразили, что он сегодня придет делать обыск, и сожгли все письма, а Мария и Анастасия даже свои дневники". ([9] 22 апреля, стр. 84). "В 10 1/2 ч. утра явились Кобылинский с Яковлевым и его свитой. Принял его в зале с дочерьми... Мы ожидали его к 11 часам, поэтому Алике еще не была готова. Он вошел, бритое лицо, улыбаясь и смущаясь, спросил, доволен ли я охраной и помещением. Затем почти бегом зашел к Алексею, не останавливаясь, осмотрел остальные комнаты и, извиняясь за беспокойство, ушел вниз. Так же спешно он заходил к другим в остальных этажах. Через полчаса он снова явился, чтобы представиться Алике, опять поспешил к Алексею и ушел вниз"... ([10] 23 апреля, стр. 85). "Сегодня после завтрака Яковлев пришел с Кобылинским и объявил, что получил приказание увезти меня, не говоря куда. Алике решила ехать со мной и взять Марию; протестовать не стоило... Сейчас же начали укладывать самое необходимое. Потом Яковлев сказал, что он вернется за Ольгой, Татьяной, Анастасией и Алексеем и что, вероятно, мы их увидим недели через три" ([12] 25 апреля, стр. 86).

В канун выезда снимаются старые (царскосельские) караулы, на их места ставятся караулах новые (екатеринбургские и омские). На площадке перед домом совершается торжественная церемония передачи постов гвардейцами старой армии, уезжающими по демобилизации домой, красным бойцам, присланным сюда уральским и сибирским рабочим классом.

Церемония выглядит своеобразно - в неповторимом стиле тех дней. Вот как ее описывает Авдеев:

"С одной стороны выстроился взвод саженных красавцев-гвардейцев, одетых как один в лучшее обмундирование, во главе с изящным, высокого роста офицером.

С другой стороны, напротив этого взвода, выстроилась наша братва красногвардейская, одетая как пришлось, во что попало: кто в засаленном полушубке, кто в штатском пальто, кто в старенькой шинельке, и т. д. Большинство было в старых серых подшитых валенках.

Вооружение также не было однообразным у нас: у одного аршинный револьвер системы "Лефоше", найденный им где-то в складе и самим исправленный; у кого пулеметная лента через плечо, а в руках берданка системы "Гра", и т. д., и т. п.

Не приходится уже говорить о ранжире: рядом с саженным Костей Украинцевым - слесарем стоял токарь со Злоказовского завода Ваня Крашенинников, ростом чуть ли не до пояса Украинцеву, и разъединить их было нельзя. Надо было видеть, какое изумление отразилось на лице полковника Кобылинского при виде нашей охраны..." (14)

26 апреля в четвертом часу утра у губернаторского дома собран транспорт, мобилизованный (частью реквизированный) по городу группами бойцов под началом Авдеева и Зенцова: главным образом сибирские кошевы (сани на длинных дрожинах) и тарантасы. Учтено, что местами на дороге снег еще не сошел, а местами земля оголенная, так что транспорт может понадобиться и санный, и колесный. Еще учтено, что в пути может понадобиться замена и лошадей, и повозок, поэтому Авдеевым и Гузаковым высланы вперед несколько групп бойцов, которые и хлопочут по этим делам вдоль всего тракта до самой Тюмени. Всего к губернаторскому дому поданы 5 парных и 11 троечных экипажей, включая крытый троечный тарантас с широким верхом, предназначенный для бывшей царицы. Рассчитывали управиться с размещением по возкам в час-полтора, выехать не позднее пяти утра.

Но Александра Федоровна, выйдя из дома, сразу закапризничала, и отъезд стал задерживаться. Сначала она обнаружила, что едут двое, а не трое ее слуг, и потребовала, чтобы взяли третьего. Так как места были строго рассчитаны, а возражать ей Яковлев не хотел, ему пришлось побегать вдоль колонны, перемещая и тасуя пассажиров, чтобы выкроить лишнее место. Только с этим покончили, появилось другое: багажа больше, чем было заявлено, не все влезло, Александра Федоровна снова жалуется и протестует. По распоряжению Яковлева бойцы пошли по соседним улицам и дворам, реквизировали у какого-то купца парный возок. Все погружено, можно, кажется, ехать. Дан сигнал к отправке, но вновь над колонной слышится трескучий голос Александры Федоровны: она желает сидеть вместе с супругом. На этот раз Яковлев вежливо, но твердо отказывается уступить: он сам сидит рядом с Николаем и это место не оставит.

К удивлению охраны, Яковлев, в нарушение установленных правил, стал именовать своих поднадзорных "величествами" и "высочеством". "Из-за штор на окне, - вспоминала Мельник-Боткина, - я видела, как в темноте комиссар Яковлев шел около государя к экипажу и что-то почтительно говорил ему, часто прикладывая руку к папахе" (15). "Я прекрасно помню, - рассказывала Битнер, - как Яковлев стоял на крыльце и держал руку под козырек, когда государь садился в экипаж" (16). "Его (Яковлева) отношение к государю было исключительно предупредительным, - показал Волков. - Когда он увидел, что государь сидит в одной шинели и больше у него ничего нет, он спросил его: "Как! Вы только в этом и поедете?" Государь ответил: "Я всегда так езжу". Яковлев возразил ему: "Нет, так нельзя". Кому-то он при этом приказал подать государю еще что-то. Вынесли плащ и положили под сиденье" (17). Держали себя в рамках вежливости и другие, корректное обращение с членами семьи было нормой общей, но по каким-то вывертам Яковлева Николай уже в те часы уловил, что, как потом записано было с его слов Жильяром, "этот человек вовсе не тот, за кого он себя выдает" (18).

6.00. Все на местах, последняя команда дана, можно трогать. Яковлев сидит рядом с Николаем; в крытой троечной карете на мягких сиденьях свободно расположились Александра Федоровна и Мария; за ними в парном возке Долгоруков и Боткин; далее из слуг - Чемодуров, Трупп, Иван Седнев, Анна Демидова и другие. Рядом с экипажем Яковлева - Николая молодцевато гарцуют на кургузых лошаденках Авдеев (помощник Хохрякова) и Гузаков (второй помощник Яковлева). Этим двум вменено в обязанность следить за порядком в колонне, докладывать обо всем замеченном Яковлеву, передавать его распоряжения и замечания. Впереди и позади следуют подразделения конвоя с пулеметами на возках: часть уфимского отряда под командованием Зенцова (часть осталась в Тобольске) и группа солдат старой тобольской охраны, возглавляемая подпрапорщиком Матвеевым. Опережая всех, идет в голове колонны кавалерийская разведка. Далеко позади, держась на постоянной дистанции, но не теряя колонну из виду, следуют уральские и омские конные группы.