Марк Касвинов - Двадцать три ступени вниз

Ни большого, ни малого повода не упускал Николай, чтобы укрепить дух самодержавия.

Екатеринославский губернатор в очередном отчете о своей деятельности запрашивает: обоснованно ли предположение, что административные органы на местах будут лишены прав судебной власти, то есть - что они не смогут и далее пользоваться правом по собственному усмотрению преследовать и карать? Резолюция Николая: "Об этом и речи быть не может".

Полтавский губернатор в одном из своих годовых отчетов замечает, что, хотя существует разница между программами церковно-приходских и земских школ, его, губернатора, тщанием обеспечено единство, так сказать, идейной базы: "и там и здесь преподавание ведется на одной общей основе православия и преданности царю". Николай пишет на полях: "В сохранении этих начал, присущих каждому русскому сердцу, зиждется залог настоящего развития у нас народных масс".

Тамбовский губернатор в годовом отчете ставит вопрос, не пришло ли время сузить его контроль за содержанием преподавания в школах, во всех ли школах такой полицейский присмотр нужен? Резолюция Николая: "Не сужать, а еще больше расширить права губернаторов по наблюдению за средними учебными заведениями всех ведомств".

Олонецкий губернатор в годовом отчете сообщает, что стараниями земств в подведомственных ему районах "открыты еще сто семнадцать народных школ". Подчеркнув эти слова, Николай надписывает: "Излишняя торопливость в этом направлении совсем нежелательна".

Вологодский губернатор в отчете сообщает, что готовится открытие в губернии новой гимназии. Резолюция царя: "Ни в каком случае не гимназию, а разве что техническое училище".

Тот же губернатор сообщает, что земства стремятся сократить кредиты на содержание церковно-приходских школ, добиваясь перераспределения средств в пользу школ народных. Резолюция Николая: "Это мне сильно не нравится".

Школ поменьше, церквей побольше; не парламент (хотя бы буржуазный), а филиал черной сотни; не Лев Толстой, а фон Вендрих; не помощь голодным, а защита обжирающихся от мрущих с голоду - это и был путь императора всероссийского "к каждому русскому сердцу".

Личность в общем скудная и шаткая, он в острые периоды борьбы с собственными подданными обнаруживал и неутомимость, и инициативу. Сквозь внешнюю оболочку благовоспитанной деликатности и мягкости проступала унылая и вязкая злоба, нудная незатейливая жестокость. И если таков он был, осуществляя с помощью немецких подручных управление империей, вдвойне становился он таким, когда их же руками пытался сломить отказ народа от повиновения этому управлению.

(1) Витте, III-48. Свои мемуары Витте писал за границей, после увольнения и фактического изгнания. Опасаясь похищения рукописей царской охранкой, он сдал их на хранение в банковский сейф в Байонне (Франция). После революции вдова Витте и кадетский лидер И. Гессен опубликовали рукопись в берлинском эмигрантском издательстве "Слово". Книга переиздана в Москве в 1960 году "Соцэкгизом". Все цитаты из воспоминаний Витте в данной работе даются по изданию "Соцэкгиза", с обозначением тома римской цифрой и страницы - арабской.

(2) Рукопись дневника В. Н. Ламздорфа, цитируемого в данной книге, хранится в Историческом архиве СССР. Большая часть записей в 7 объемистых тетрадях - на французском языке, меньшая - на русском. В сериях мемуаров отдельными частями публиковались в Москве.

(3) Секретные протоколы Петергофского совещания, состоявшегося в июле 1905 года. Стенографические записи. В сб. "Материалы для характеристики царствования". Издание журнала "Голос минувшего", Москва, 1917

(4) Он еще спросил у присутствующих: ввиду исключительной секретности обсуждения - следует ли, на их взгляд, вести протокол? Мнения разделились. Николай отдал распоряжение фон Гильденбрандту: обеспечить ведение стенографической записи в двух экземплярах. Спустя два месяца после совещания полный текст его стенограмм был опубликован в Германии издательством "Нейнаст". -. Авт.

==== РУЛЕТКА СМЕРТИ

Сломить сопротивление подданных, однако, оказалось делом несколько более трудным, нежели это представлялось Николаю.

Трудным - потому что, как уже втолковывал ему яснополянский педагог, "скорее можно остановить течение реки, чем всегдашнее движение вперед человечества".

Поскольку же Николай и его свита вознамерились "всегдашнее движение вперед" приостановить, понадобилось им для этого пустить в ход и соответственные средства, то есть - преградить движению путь "посредством всякого рода насилий, усиленной охраны, административных ссылок, казней, религиозных гонений, запрещений книг, газет, извращения воспитания и вообще всякого рода дурных и жестоких дел" (Из того же письма Л. Н. Толстого к Николаю II).

Что подразумевал автор гаспринского письма под "всякого рода дурными и жестокими делами" - детализировано так: "Треть России находится в положении усиленной охраны, то есть вне закона. Армия полицейских, явных и тайных, все увеличивается и увеличивается... Везде в городах и фабричных центрах сосредоточены войска и высылаются с боевыми патронами против народа. Во многих местах уже были братоубийственные кровопролития и везде готовятся, и неизбежно будут, новые и еще более жестокие".

Какие пророческие слова! Ведь Толстой написал это до 9 января 1905 года; до разрушения Пресни; до подмосковных и прибалтийских рейдов фон Мина, фон Римана и фон Рихтера; до расправ в Кронштадте, Свеаборге и Иваново-Вознесенске; до расстрела рабочих на Лене.

Ныне "Ди вельт" и "Бунте иллюстрирте" особенно подчеркивают, что и до высылки, и в Тобольске Николай самолично давал уроки истории своему сыну. Да, уроки сыну царь давал, историю в какой-то степени знал (он состоял даже почетным председателем Всероссийского исторического общества). Однако г-н Хойер не рассказал нам, что же поучительного для сына извлек Николай из истории собственного царствования?

Рассказал ли он своему наследнику, например, как посылал Ренненкампфа на усмирение Забайкалья, Колчака - в бунтующий Черноморский флот, фон Мина на покорение Москвы, а фон дер Лауница - на завоевание площади под самыми окнами Зимнего дворца?

Если тобольские лекции преподавателя Н. А. Романова содержали хотя бы краткое упоминание о 9 января, они, несомненно, могли заинтересовать хоть и не очень прилежного, но неглупого мальчика Алексея.

В тот день, за тринадцать с половиной лет до екатеринбургского финала, царь позволяет своим немецким генералам учинить побоище на улицах столицы и на площади перед дворцом. Для этой цели вводятся в центральные и окраинные кварталы города сорок тысяч солдат и жандармов, в том числе два батальона Преображенского полка, где царь в свое время проходил офицерскую практику под начальством своего дяди Сергей Александровича и в обществе Нейгардта и Ренненкампфа. Войска и жандармерия напали на шествие рабочих (вместе с женами и детьми - до ста сорока тысяч человек), которых полицейский провокатор Гапон подговорил пойти к царю-батюшке за помощью и защитой. Первые выстрелы раздались в 12 часов у Нарвских ворот. К 2 часам дня преображенцы и семеновцы открывают огонь у Зимнего дворца, куда подошла главная колонна - огромная толпа вполне наивно, благонамеренно и даже богомольно настроенных простых людей.