Максим Зарезин - Еретики и заговорщики. 1470–1505 гг.

Нил Сорский действительно и в мыслях не имел создание некоей партии, он не собирался отнимать у монастырей их имения, порицать иосифлян или даже выступать с широкой пропагандой нестяжательских взглядов. Главным делом его жизни было устройство скита, который должен послужить примером для остальных, страждущих духовного подвига. Но вот правительство пытается ограничить стремительный рост монастырских имений, вызывавший у Нила резкое неприятие. В ответ сторонники церковных стяжаний отстаивают незыблемость своих владений и отрицают право светских властей посягать на имущество слуг Божьих.

Могли ли оставаться в стороне и беспристрастно наблюдать за нарастающим противостоянием преподобный Нил и те, кто разделял с ним нестяжательскую идеологию. Как и в случае выбора между Иваном Молодым и Василием, всем видным деятелям церкви приходилось делать выбор и присоединяться к одной из противоборствующих сторон.

У Иосифа Волоцкого тоже не оставалось выбора. Основными вкладчиками в монастырь были удельные князья и их окружение. Социальная среда, которая создала Волоколамскую обитель и поддерживала ее в первый период существования, способствовали воспитанию у Иосифа Санина воззрений, оппозиционных по отношению к московским государям. Его покровитель Борис Волоцкий умер в 1492 году. В 1494 году в узилище скончался Андрей Углицкий. Отозвавшийся на это событие Иосиф Волоцкий сравнил великого князя с братоубийцей Каином. Другим обстоятельством, заставлявшим волоцкого игумена настороженно относиться к великому князю, стала конфискационная земельная политика московского правительства, острием своим целящая в епархиального начальника Иосифа — новгородского владыку Геннадия — и угрожавшая в целом монастырскому землевладению.

Сотрудничество Нила Сорского с правительственной партией, также как и оппозиционные симпатии Иосифа Санина, обусловлены в известной степени личными мотивами. Нил Сорский, «по реклу» Николай Майков, до пострижения жил в Москве, где служил «скорописцем» и имел родственные связи с высшими слоями московской служилой знати. Его брат Андрей Федорович Майков стал великокняжеским дьяком и ближайшим сотрудником Федора Курицына. Вместе с Курицыным в 1494–1501 годы он принимал послов, а в 1495-м сам ездил в Литву с посольской миссией, выполнял обязанности посланца в Спасо-Каменный, Кириллов и другие монастыри.

Неудивительно, что Андрея Майкова хорошо знали в Белоозере: когда здесь постригся князь Иван Заболоцкий, его звали «Майков друг». Посещая Заволжье, Андрей Федорович наверняка встречался с братом и, обладая самой полной и достоверной информацией, делился с Нилом и сведениями о политической ситуации в Москве.

Вынужденная политическая активность заволжцев обусловлена и тем обстоятельством, что их отношение к монастырским стяжаниям встречало поддержку самых разных слоев общества. В конце XV века все лучшие земли были разобраны. Рост вотчинного землевладения остановился. Замедлился (в том числе по этой причине) и рост монастырского землевладения. Кроме того, сокращались вклады в обители светских феодалов: сельское хозяйство переживало подъем, и теперь вотчинники все менее охотно расставались со своими владениями, которые обеспечивали им хороший доход.

Черносошные земли использовала центральная власть для наделения поместьями служилых людей. Вследствие дефицита плодородных земель, конкуренция между землевладельцами усиливается, растет число поземельных тяжб. Именно в то время, по выражению С. Б. Веселовского, «на исторической сцене у служилого землевладельца появился страшный соперник в лице монашествующей братии».

Началось встречное наступление на монастырские земли. Крестьяне и феодалы старались вернуть, а иногда присвоить земли, захваченные монахами в период междоусобной смуты. Л. И. Ивина, рассказывая о попытке крестьян захватить земли Симонова монастыря в Дмитровском уезде, отмечает, что в данном эпизоде отразилось «общее» настроение по отношению к монастырским землям. Борьба с «монашествующей братией» за великокняжеские (тягловые) земли, по замечанию исследовательницы, велась «отдельными крестьянами, целыми волостями и княжескими управителями».

В этой ситуации защитники монастырских стяжаний попадали если не в изоляцию, то, по крайней мере, оказывались в роли аутсайдеров и вынуждены были блокироваться с такими же аутсайдерами политическими — партией реванша старомосковского боярства. Напротив, сочувствие к идеям нестяжателей придало движению ярко выраженный политический акцент. Заволжцы не могли и вряд ли стремились отказываться от миссии, возложенной на них самим ходом исторического развития российского общества.

Общность нестяжателей с партией власти, видными участниками которой были придворные вольнодумцы, безусловно, накладывала отпечаток на их отношение к «жидовствующим». Заволжцы понимали, что преследование лиц, окружавших Елену Стефановну и Димитрия-внука, носит прежде всего политическую, а не религиозную подоплеку. Именно конфискационные демарши великокняжеской власти и острая борьба на вершине власти возводили разность подходов между нестяжателями и иосифлянами в плоскость борьбы политических партий.

Разница между волоцким игуменом и Нилом Сорским не сводилась к вопросу о характере и размерах монастырских стяжаний. Иосиф в своей просветительской деятельности увлекается внешним, предпочитая поиску путей к человеческой душе организационный масштаб, в то время как Нила интересует прежде всего содержательная сторона, интимный контакт, встреча человека — Божия творения с Творцом, составляющая смысл христианской веры. Цель волоцкого игумена состоит в идее «социального служения и призвания Церкви. Однако запас духовной пищи, который Иосиф готовился предложить своей пастве, оказался до крайности скуден.

Заволжцы следовали заветам Григория Паламы, который учил, что «по отношению к миру человек является сокровищем: как в большом доме некая многоценная вещь является более ценной того, что превосходит ее большими размерами». Идеология нестяжателей — гуманизм, но гуманизм не антропоцентрический, а подлинно христианский. Нил и его единомышленники прежде всего помнят, что человек сотворен по подобию Божиему, что Бог дал ему силы следовать Его заветам и наследовать Его царство, дал способность постичь Божественную благодать. В такого человека верят заволжцы. Иосифлянство — прежде всего философия величайшего недоверия к человеку и неверия в его духовные силы: он слаб, опасен, не способен самостоятельно стать добрым христианином, ему требуется поводырь, его железной рукой необходимо загонять в Царствие Небесное. В этом смысле волоцкий игумен — прямой предтеча Великого Инквизитора Достоевского.