Максим Зарезин - Еретики и заговорщики. 1470–1505 гг.

Но, возможно, самой важной причиной, не позволявшей заволжцам «бросить камень» в «жидовствующих» и прочих отступников, было их глубокое и искреннее осознание собственного несовершенства. Сокрушению о своих грехах посвящена «Молитва… старца Нила… имущая покаяние и исповедание грехов и страстей». В ней преподобный Нил Сорский говорит, что даже землю оскверняет своим «хожнием». Отправляя послание к брату, вопросившему его о помыслах, преподобный Нил Сорский писал: «Что бо аз реку, не створив сам ничто же благо! кый есть разум грешнику? Точию грехи».

В своем Уставе Нил приводит следующие слова Григория Синаита: «Как не считать себя сквернейшим из всех тварей, в естественном состоянии находящихся, как (созданы), мне, по причине безмерных моих беззаконий (пребывающему) ниже естества? Ибо, воистину, и звери, и скоты чище меня, грешного…» В своем духовном завещании преподобный молил братию: «По кончине моей повергните тело мое в пустынном месте, да изгложут его звери и птицы, потому что согрешило оно перед Богом много и недостойно погребения».

«Молитва» преподобного Нила Сорского вторит размышлениям святого Ефрема Сирина «О Втором пришествии Христовом»: «… только я вспомнил об оном страшном пришествии Христовом, как вострепетали кости мои, душа и тело содрогнулись, я восплакал с болезнию сердечной и сказал со стенанием: Как явлюсь я в тот страшный час? как предстану пред судилище страшного Судии? Что буду делать, когда святые в чертоге небесном будут узнавать друг друга? Кто признает меня?… Мученики покажут свои раны, подвижники свои добродетели: а я что покажу, кроме своей ленности и нерадения? О душа недостойная! О душа грешная! О душа безстыдная! О душа всегда ненавидевшая жизнь!»

В проповедях преподобный Ефрем называл себя грешником, который должен прежде извлечь бревно из собственного глаза, невеждой и неучем, уверял, что он сам виновен во всем том, от чего советовал слушателям остерегаться, и ничего не соблюл из того, чему поучал. Нил Сорский настаивал на том, что он «и грешен и нерадив и ничего хорошего не сделал».

Отличительную черту проповеди, как и личности Ефрема Сирина, составляла его любовь и горячая ревность о спасении ближнего. Он увещевал, просил, умолял: «Умоляю вас, чада мои, потрудимся в это краткое время. Не будем нерадивы здесь, возлюбленные мои, чтобы не раскаяваться безконечные веки, где не принесут нам пользы слезы и воздыхания, где нет покаяния… потрудитесь, чада мои любимыя, умоляю вас, потрудитесь, чтобы мне о вас и вам обо мне радоваться вечныя времена».

О своем горячем желании по силе помочь всем спастись писал старец Нил в каждом своем сочинении и послании, в этом он видел единственный смысл своих «писаний»: "И аз сего ради предах писание Господе и братии моей спасения ради моего и всех произволяющих въздвизая совесть к лучшему и съхраняяся от небрежения и злого жития и вины, иже зле и плотскаа мудрствующих человек, и преданий лукавых и суетных, иже от общаго нашего врага и лестьца и от нашея лености прившедших».

Призывы к смирению и терпимости встречаются у многих знаменитых представителей аскетической традиции. «Христиане не должны никого осуждать: ни явную блудницу, ни грешников, ни людей бесчинных, но взирать на всех с простодушием и чистым оком», — писал преп. Макарий Египетский. С XIV века излюбленным чтением на Руси стали «Поучения» аввы Дорофея, который напоминал, что одному Богу принадлежит власть оправдывать и осуждать. Святые «не ненавидят согрешающего и не осуждают его, не отвращаются от него; но сострадают ему, скорбят о нем, вразумляют, утешают, врачуют его, как больной член, и делают все, чтобы спасти его».

Преп. Исаак Сирин учил: «Истинные праведники всегда помнят, что недостойны они Бога… Кто не почитает себя грешником, того молитва не приемлется Господом». Не приходится сомневаться в том, что Нил Сорский разделял эти взгляды. «Чужие грехи и малейшие разглядываю, а свои великие беззакония покрываю. С ближнего и малые заповеди спрашиваю, а сам все вместе презираю. Вовне благоговейно лицемерствую, а внутри всякого бесчиния и безумия исполнен», — обличает себя Нил в своей «Молитве».

Человека с подобным умонастроением невозможно представить в роли обличителя чужих пороков и заблуждений, а тем более судьи и палача, у него не могло быть ничего общего с теми, кто призывал жечь и вешать.

На всем протяжении девяностых годов XV века московское правительство продолжало политику модернизации, проводилась земельная реформа, реформа государственного управления. В 1497 году был составлен Судебник, что стало одним из важнейших мероприятий Ивана III и его правительства, направленных на укрепление великокняжеской власти. Главными помощниками Ивана Патрикеева в составлении Судебника стали Федор Курицын, дьяки Василий Долматов и Василий Жук. В Судебнике были собраны процедуры и правовые нормы, которыми должны были руководствоваться высшие и местные суды в разборе дел о земельных владениях и торговых займах, отношениями между хозяевами и наемными работниками, землевладельцами и крестьянами.

Одна из статей Судебника определяла право крестьянина переходить из одного владения в другое — так появился знаменитый «Юрьев день». В то время данная норма отвечала интересам и крестьян, и землевладельцев, и великого князя. Крестьяне получали законодательное подтверждение возможности свободного передвижения, землевладельцы — гарантии того, что их работники не сбегут до окончания сельскохозяйственного сезона, а великий князь — уплаты пошлины с урожая. В момент появления московского Судебника в ряде стран Европы (в том числе Англии и Франции) подобных общегосударственных кодексов не существовало.

«Партия власти» в этот период, казалось, только укрепляла свои позиции. Однако сторонники Елены Волошанки и Димитрия-внука пропустили очень важный кадровый ход любостяжателей. Помимо того, что Юрий Траханиот присоветовал Ивану Васильевичу своего доверенного человека Николу Булева в качестве придворного врача, духовником государя стал соумышленник антиеретической партии Митрофан, игумен Андроникова монастыря. Эти лица благодаря своему исключительному положению получили возможность наладить самые доверительные отношения с великим князем, и никакой правительственный деятель или политический советник, каким бы расположением государя он ни пользовался, не мог тягаться с ними в этом качестве. Со временем Софьины «шестерки» грозили оказаться козырными и побить боярских «королей» и «тузов».

Но пока это время не наступило, а иные нетерпеливые фрондеры не желали ждать, пока созреет благоприятная ситуация. В конце 1497 года Василий вместе со своими приверженцами Афанасием Еропкиным и Владимиром Гусевым намеревался отправиться на север и захватить великокняжескую казну, хранящуюся в Вологде и Кириллове. Софья же должна была отравить Димитрия — сына Елены Волошанки и Ивана Молодого. Заговор раскрыли. Летописец сообщает, что великий князь «опалу положил на жену свою на великую княгиню Софию о том, что к ней приходиша бабы з зелием; и обыскав тех баб лихих, князь великий велел их казнити, потопити в Москве-реке нощию, а с нею от тех мест начат жити в бережении». Иван Васильевич не забыл обстоятельства, сопровождавшие смерть его старшего сына, и не мог исключить, что угроза распространяется и на него самого.