Игорь Додонов - Истоки славянской письменности

Перебравшись в Бельгию, Ю. П. Миролюбов поступил на работу в химическую лабораторию Лувенского университета. В Брюсселе он нашёл ещё одну работу — также не слишком доходную — на металлургическом предприятии.

В 1924 году в Брюсселе произошла встреча Ю. П. Миролюбова с А. Изенбеком. Два бывших деникинских офицера познакомились в так называемом «Русском клубе», где собирались эмигранты из России (II, 4; 27). Изенбек, по натуре человек недоверчивый, целых три года приглядывался к новому знакомому. Только в 1927 году, зная, что Юрий Петрович не может собрать материал для поэмы о князе Святославе, Изенбек показал ему дощечки. Здесь мы обязаны указать на разнобой датировки момента знакомства Ю. П. Миролюбова с «Велесовой книгой». 1927 год называется им в своих «Биографических заметках». В них же указывается, что период, в течение которого Юрий Петрович работал с дощечками, — с 1927 по 1936 год (II, 52; 129). Однако в 1957 году Ю. П. Миролюбов писал: «… первые из «дощек» были мною читаны ещё в двадцать пятом году, и я уже о них забыл подробности… А затем я их переписывал в течение 15 лет…», т. е. с 1925 по 1940 год (II, 52; 130).

Вот какое описание дощечек оставил Юрий Петрович. По сути, его описание — единственный источник, по которому мы можем судить о внешнем виде памятника (имеющиеся в распоряжении исследователей фотографии аверса и реверса дощечки 16, естественно, такого объёма информации дать не могут; к тому же существует мнение, что, по крайней мере, фотография аверса сделана с миролюбовской копии-прорисовки). Итак: «Я взял дощечки и поразился! Они были, несомненно на славянском языке, но каком-то архаическом, что даже слов нельзя было разобрать. Сразу было видно, что это многосотлетняя давность» (II, 52; 129). «“Дощьки” были приблизительно одинакового размера, тридцать восемь сантиметров на двадцать два, толщиной в полсантиметра. Поверхность была исцарапана от долгого хранения. Местами они были совсем попорчены какими-то пятнами, местами покоробились, надулись, точно отсырели. Лак, их покрывавший, или же масло, поотстало, сошло. Под ним была древесина тёмного цвета. Изенбек думал, что “дощьки” берёзового дерева. Края были отрезаны неровно. Похоже, что их резали ножом, а никак не пилой. Размер одних был больше, других меньше, так что “дощьки” прилегали друг к другу неровно. Поверхность, вероятно, была тоже скоблена перед писанием, была неровна, с углублениями.

Текст был написан или нацарапан шилом, а затем натёрт чем-то бурым, потемневшим от времени, после чего покрыт лаком или маслом. Может, текст царапали ножом, этого я сказать не могу с уверенностью.

Каждый раз для строк была проведена линия, довольно неровная. Текст был написан под этой линией… На другой стороне текст был как бы продолжением предыдущего, так что надо было переворачивать связку “дощек”, как в листах отрывного календаря. В иных местах, наоборот, это было, как если бы каждая сторона была страницей в книге.

На полях некоторых “дощек” были изображения головы быка, на других — солнца, на третьих — разных животных, может быть, лисы, собаки или же овцы. Трудно было разбирать эти фигуры…

Буквы были не все одинаковой величины. Были строки мелкие, а были крупные. Видно, что не один человек их писал. Некоторые из “дощек” потрескались от времени, другие потрухлявились, и я их склеивал при помощи силикатного лака…» (II, 52; 128), (II, 4; 28).

Ю. П. Миролюбов начал копировать дощечки. Работа эта была очень и очень трудной. Смысл написанного понимать было тяжело. Правда, с течением времени Юрий Петрович привык к языку дощечек и стал читать быстрее. Но и тогда на одну дощечку уходило более месяца (II, 52; 130). Как вспоминал Юрий Петрович: «Прочитанное я записывал. Буква за буквой. Труд этот тонкий. Надо не ошибиться. Нужно правильно прочесть, записать… Почему я взялся за эту перепись? Потому что я смутно предчувствовал, что я их (дощечек. — И.Д. ) как-то лишусь, больше не увижу, что тексты могут потеряться, а это будет урон для истории» (II, 52; 130). Эта кропотливая работа шла не менее десятка лет. Можно себе представить чисто физические трудности, испытываемые Юрием Петровичем, потому что он, помимо той работы, что приносила ему хлеб насущный, проводил ещё исследования и писал свои работы о древней русской культуре и истории, и к тому же умудрялся выкраивать время для копирования текстов «Велесовой книги». Дело осложнялось тем, что Изенбек, не разрешавший Ю. П. Миролюбову выносить дощечки из своей мастерской, не всегда даже в мастерской допускал его к ним, а зачастую давал работать минут пятнадцать (II, 4; 28). Затем, как правило, следовало посещение питейных заведений: спивавшемуся Изенбеку нужен был собутыльник. И Юрию Петровичу приходилось следовать за своим знакомым, хотя пить он не любил (II, 4; 28). Впрочем, бывало, Изенбек оставлял Ю. П. Миролюбова наедине с дощечками, запирал его в своей мастерской. Однажды он оставил Юрия Петровича в мастерской на двое суток. Просто-напросто забыл про него. Но эти двое суток Миролюбов мог спокойно копировать тексты дощечек (II, 4; 28).

Как отмечает А. И. Асов, изучение архивов Ю. П. Миролюбова, его переписки, всех последующих публикаций о «Книге Велеса» позволяет сделать вывод, что Юрием Петровичем также были сделаны несколько фото— и светокопий с дощечек (что такое «световые копии» в то время, ни Асов, ни мы не знаем, ибо ксерокопировальных аппаратов, на которых получают современные световые копии, тогда не существовало) (II, 10; 435).

В 1936 году Ю. П. Миролюбов женился (после двух лет знакомства). Его супруга, Жанна, происходила из старинного, но обедневшего немецкого дворянского рода, осевшего в Бельгии. После женитьбы Юрий Петрович, вплоть до 1941 года, бывал у Изенбека, как правило, в сопровождении жены. Отпускать его одного Жанна опасалась, памятуя его с Изенбеком «питейные походы» (II, 11; 186–187). Но при Жанне Миролюбовой Изенбек ни разу не показывал дощечек. Сам же Миролюбов также не посвящал её в эту тайну (II, 4; 29). Почему? По какой причине? Бог весть. Сейчас это сказать уже невозможно. Но и делать из этого вывод, что никаких дощечек в то время не существовало, просто неправомерно.

После нападения фашистской Германии на СССР Ф. А. Изенбек впадает в глубокую депрессию. Видимо, она сопровождалась изрядным употреблением кокаина и алкоголя, что привело 13 августа 1941 года к смерти «от удара» (II, 4; 30), (II, 11; 170). Всё своё имущество Изенбек завещал Ю. П. Миролюбову. Но вступить в юридическую силу завещание должно было только через полгода, ибо нужно было ждать, не объявятся ли другие наследники. К тому же в оккупированном немцами Брюсселе действовали новые правила. Подпись должен был поставить сам гауляйтер Брюсселя. В дело вмешалось даже гестапо, ибо речь шла о русских (ведь Германия воюет с Россией). Словом, в те месяцы из мастерской Изенбека вынесли всё, что представляло какую-то ценность. По свидетельству Ю. П. Миролюбова, гестапо забрало более 600 картин Изенбека (Миролюбов унаследовал только оставшиеся 60) (II, 4; 30). Но главное — пропали дощечки. Больше Миролюбов их уже не видел. Их не видел никто. И с чего это господин Можейко взял, что Юрий Петрович их вновь находил, непонятно (II, 15; 34). Критика критикой, но заведомое искажение фактов, на наш взгляд, недостойно учёного.