Игорь Додонов - Истоки славянской письменности

Но вернёмся к «Велесовой книге». О каких событиях и временах повествует она? Разумеется, мы не будем здесь пересказывать «Книгу». Но поговорить о датировке изложенных в ней событий, безусловно, стоит. И надо иметь в виду, что «Велесова книга» — не летопись в строгом смысле этого слова. Как известно, летописи представляют собой погодичное изложение исторических событий. На Западе им соответствовали хроники. Да, в летописи могут включаться какие-то документы (как, например, в «Повесть временных лет» включены Нестором договоры Олега, Игоря и Святослава с греками), в них могут быть какие-то отступления морально-этического, поучительного характера, как бы разрывающие погодичный перечень событий. Но перечень этот остаётся становым хребтом, в летописях он всегда главенствует (отсюда и название, означающее «описание лет»).

Конечно, некоторые из первых зарубежных исследователей «Книги Велеса» называли её летописью (А. А. Куренков, С. Ляшевский). Их примеру следовали некоторые из первых советских исследователей и критиков памятника (достаточно вспомнить совместную статью В. И. Буганова, Л. П. Жуковской и Б. А. Рыбакова под названием «Мнимая “Древнейшая летопись”»). Однако примечательно, что самый первый изучавший «Велесову книгу» человек, Ю. П. Миролюбов, никогда не называл её этим термином.

Но каков же характер «Книги Велеса»? Как определить её жанр? О. В. Скурлатова считает, что памятник — «это не летопись, не хроника в нашем понимании, а сборник языческих проповедей, которые читались народу, очевидно, во время богослужений. Их слушали и запоминали наизусть, ибо почитание предков было частью религиозного культа. Деяния предков, то есть история, становились, таким образом, всеобщим, всенародным достоянием, традицией, передававшейся из поколения в поколение. В разные эпохи к старым дощечкам прибавлялись новые, освещавшие либо старые времена, но в новом аспекте, либо говорившие о новых временах, но в сравнении со старыми. Отсюда многочисленные повторения исторического содержания, перемешанные с призывами к чести, храбрости, взываниями к небу о ниспослании благ и т. д. Таким образом, религия, история и быт сливались в одно неразрывное целое. Характер «Велесовой книги» становится понятным: это не курс истории, это сборник религиозных поучений (выделено нами. — И.Д. )» (II, 52; 32–33).

Близок к О. В. Скурлатовой в определении характера памятника Н. В. Слатин. Правда, сборником религиозных поучений он всё-таки «Велесову книгу» не именует. Процитируем этого учёного: «Это — сборник, составленный из текстов, написанных в самое разное время и разными людьми, возможно, отстоящими друг от друга на тысячи и десятки тысяч километров и сотни и тысячи лет. Это — не сборник гимнов и жертвенных и заклинательных формул, как Веды или Авеста; это — не жития каких-либо святых или героев; это — не хроника или летопись. В этом сборнике есть почти всё это, но понемногу. Это не княжеская книга (как «Слово о полку Игореве»), а книга для народа. Сборник этот составлялся не с хронологической целью (это не летопись); он проникнут идеей наставительности, воспитания — всякий раз на основе примеров из древности (выделено нами. — И.Д. ). И это-то и является одной из причин, почему тексты Влескниги местами фрагментарны и как бы даже малосвязаны между собой сюжетно (и даже в пределах одной дощечки) — но все они связаны содержащимся в них Духом… И Дух этот — патриотизм, Любовь к Руси.

Тексты производят впечатление, употребляя современные термины, рефератов или конспектов, по которым их читающий — волхв ли или кто-то другой, но по-настоящему грамотный человек, хорошо знающий предание, легенды, свою веру, — мог, прочитав одну-две фразы, далее импровизировать, по ходу дела поясняя и приводя уже и свои, может быть, более знакомые окружающим его соплеменникам примеры, воочию показывающие реальную жизненную важность почитания Богов, взаимоподдержки, патриотизма…» (II, 52; 134).

Соглашаясь с только что процитированными источниками, от себя добавим, что последний из писавших «Книгу» авторов (Ягила Ган, по А. И. Асову) создавал явно агитационное произведение, звавшее русичей к борьбе с находниками-варягами.

Из всего вышесказанного понятно, что восстанавливать прошлое славян по «Книге Велеса», локализуя события во времени, очень непросто. Хронология памятника чрезвычайно запутана и противоречива. Почти нет датировок событий по какой-то эре (т. е. от определённого события, реального или мифологического). Только победа боярина Гордыни над готами датируется 1003 годом от Карпатского исхода (или от прихода славян на Русь) (дощечка 6Д). В остальных же случаях указывается, сколько лет прошло между двумя событиями: Богумир жил за 1300 лет до Германариха (дощечка 9А); от отца Ория до Дира было 1500 лет (дощечка 6В); Аскольд пришёл через 1300 лет после Карпатского исхода (дощечка 7Г); предки славян-русов пришли в Карпаты за 1500 лет до Дира (дощечка 5А) и т. д. Притом годы указываются округлённо, с точностью до ста лет.

Весь период от переселения славян с прародины до IX века определяется в «две тьмы». Но совершенно неясно, что значат эти «две тьмы». Если следовать буквальному значению древнерусского слова «тьма», то это — десять тысяч. Тогда мы имеем 20 000 лет. На эту цифру прямо указывает дощечка 4Б. В то же время увязка в текстах «Велесовой книги» сказания о «двух тьмах» (например, дощечка 2А) с именем Ория, приведшего славян-русов в Русский край, позволяет говорить и о 2000 лет. Как верно замечает Д. М. Дудко, «две тьмы» — это, скорее всего, «эпическая цифра, означающая весь цикл истории славян-русов — от прихода с прародины до подчинения варягами» (II, 28; 128).

Нет в «Велесовой книге» и датировки по годам правления князей. Правда, дощечка 36Б даёт небольшой список князей из династии Кия (включая его самого) с указанием продолжительности их правления (Кий — 30 лет, Лебедян Славер — 20 лет, Верен — 20 лет, Сережень — 10 лет). Но это мало может что дать, ибо опять-таки увязано с Карпатским исходом.

Кстати, локализация во времени этого знаменитого исхода славян с Карпат как нельзя лучше может продемонстрировать всю противоречивость хронологии «Книги Велеса». Так, дощечка 5А говорит, что славяне пришли в Карпатские горы за 1500 лет до Дира (жившего, как известно, в IX веке), т. е. в VII веке до нашей эры. Прожили там 500 лет, а затем ушли на восток, к Днепру. Таким образом, переселение русов с Карпат должно датировать II веком до н. э. Однако дощечка 7Г утверждает, что Аскольд, так же как и Дир, живший в IX веке н. э. (по общепринятой версии, они были князьями-сопровителями), появился на Руси через 1300 лет от Карпатского исхода. Получается, с Карпат наши предки ушли не во II веке до н. э., а на три века раньше, в V веке до н. э. Разница в датировке на три века — это весьма существенно. Но на этом хронологическая путаница не заканчивается, и дощечка 22 говорит: «Итак, было тысяча триста лет от Кия-отца, триста — от жизни в Карпатах и тысяча — от Киева-града». До этих слов в дощечке шла речь о варяжском наступлении. Последнее датируется IX веком н. э. В крайнем случае можно предположить проникновение варягов на территорию славянского Поднепровья в VIII веке н. э. Никак не ранее. Тогда Кий-отец (надо полагать, сын Ория) правил либо в V, либо в VI веке до н. э. В Карпатах жили, как можно заключить из этой фразы дощечки, 300 лет. В принципе мы попадаем на дату исхода, к которой нас подводит и дощечка 5А, т. е II век до н. э. Но только дощечка 5А говорит не о трёхстах, а о пятистах годах жизни в Карпатах. И Кий-отец, один из славянских князей, возглавлявший их переселение в Карпатские горы, жил, по дощечке 5А, не в V веке до н. э., а в VII. С другой стороны, на наш взгляд, приведённая фраза 22й дощечки весьма темна, и трактовать её можно по-другому: не увязывать с варяжским наступлением IX века. Оттолкнуться от VII века как времени жизни Кия, сына Ория, и даты прихода славян в Карпаты. Тогда Карпатский исход надо датировать IV веком до н. э.