Евгений Лазарев - Друиды Русского Севера

Но это слово вроде бы сугубо бытовое… Почему же тогда Кощей оказывается «бессмертным»? Возможно, ключ к этому образу — в европейских преданиях о Граале. Некоторые из них обнаруживают очень древние, дохристианские корни, и Грааль в них предстает не только чудесной чашей или небесным камнем, но и «котлом изобилия», и даже «корзиной изобилия». Один из средневековых христианских сюжетов, которые связывают с темой Грааля, так и назывался на Руси: «Чудо о кошницах» (чудесных корзинах; из них ангелы доставали пищу для праведников).

Кто знает, в какую глубину тысячелетий уходят корни этого образа? Может быть, у наших далеких северных предков бытовали сказания и о мудрых хранителях волшебного берестяного сосуда, дарующего бессмертие. Потом забылись эти сказания (скорее всего, еще до принятия христианства), но русский язык сохранил сокровенный образ, хотя и переосмысленный потом нами. Впрочем, полностью ли были утрачены легенды о «русском Граале»? Более двух веков назад писатель и исследователь народной культуры В. А. Левшин (1746–1826) в одной из своих «Русских сказок о славных богатырях» («Повесть о богатыре Булате») развивает поистине «граалевский сюжет» — о священном сосуде, «хранящем судьбу русов». Этот сосуд был некогда сокрыт в глубине неприступной горы, что высится на острове среди северных морей. Лишь хранитель святыни может чудесным образом открыть вход к ней: тогда раздвигается отвесный утес и становятся видны шестьсот ступеней, ведущих вверх, в тайный чертог. Алмазами, яхонтами и изумрудами сверкают стены его, а свод над ними — из гигантского сапфира…

Когда хранителем святыни был древний мудрый старец Роксолан (по Левшину, во времена Александра Македонского), чудесный сосуд перенесли в «великую Русу» — легендарную столицу русичей близ озера Ильмень («Ирмер»). А потом правители ее отошли от божественных законов — и святой сосуд стал невидим {34} 34 Левшин В. Повесть о богатыре Булате // Библиотека русской фантастики. — Т. 3. Старинные диковинки. — Кн. I. Волшебно-богатырские повести XVIII века. — М.: Советская Россия, 1991. — С. 259–262, 360–361. (может быть, волшебным образом перенесся на свой остров?).

Конечно, творения Левшина — это в большой мере художественная литература, волшебно-богатырские повести. Но не исключено, что в своих фольклорных разысканиях наткнулся он и на какие-то неизвестные сейчас источники преданий об «острове русского Грааля». Видел же, например, еще в XIV веке новгородец Моислав «со товарищи» чудесный гористый остров в Ледовитом океане — об этом повествует «Послание архиепископа новгородского Василия Калики к тверскому владыке Феодору»: «…И видеша на горе той написан Деисус лазорем чюдным и велми издивлен паче меры, яко не человечеськыма рукама творен, но Божиею благодатию; и свет бысть в месте том самосиянен, яко не мощи человеку исповедати: и пребыша долго время на месте том, а солнца не видеша, но свет бысть многочастный, светлуяся паче солнца; а на горах тех ликования многа слышахуть, и веселия гласы вещающа {35} 35 Хрестоматия по древней русской литературе XI–XVII веков / Сост. Н. Гудзий. — М.: Учпедгиз, 1947. — С. 165. .

Самосиянный свет ярче солнечного — свет Грааля, сокрытого до поры? Его хранитель Роксолан, согласно Левшину, предсказал, что некогда русичи «возвратят на землю свою златый век». Тема золотого века и его грядущего возвращения в античной культуре неизменно перекликается с преданиями о «блаженных гипербореях», о Севере…

Разумеется, вышесказанное не исчерпывает всех возможностей «лингвистических раскопок» в глубинах языков, в которых сохранились заповедные оазисы палеоарктической протоцивилизации. Начатый здесь словарик русско-ностратических изоглосс может быть значительно расширен. К тому же лингвистические построения оказываются ключом к реконструкции мировоззренческих аспектов исследуемой протоцивилизации и, может быть, даже отдельных моментов ее истории.

Начнем с того, что русский — это язык безусловно индоевропейский. Однако, когда начинаешь анализировать в ностратической ретроспекции некоторые русские (древнерусские, старославянские) словоформы, сталкиваешься с удивительным фактом: они порой оказываются архаичнее соответствующих индоевропейских форм и, возможно, напрямую восходят к более древним праязыковым общностям.

На некоторые из этих примеров указывал в свое время один из основоположников ностратической теории — В. М. Иллич-Свитыч. Так, славянский, русский глагол брать, беру пронес через полтора десятка тысячелетий свой ностратический смысл: в ностратическом праязыке *bari означало именно брать , тогда как в индоевропейском *bher— по преимуществу значит нести {36} 36 Иллич-Свитыч В. М. Опыт сравнения ностратических языков. — М.: Едиториал УРСС, 2003. — С. 176. (ср. с английским to bear, нести : славянский язык в данном случае оказался архаичнее).

Или индоевропейское слово *k’erd— сердце : оно произошло от ностратического *qErdV— грудь . Русское слово сердце восходит к индоевропейской праформе; но ведь русский язык сохранил и слово грудь , явно близкое к ностратическому оригиналу… А служебные части слова? Они ничуть не менее важны для таких исследований, чем корни слов. Скажем, есть в русском такой весьма распространенный формант уменьшительно-ласкательных имен, как «-ша»: Ваня — Ванюша. В индоевропейском этот формант принимает вид *-i-sk-; а вот в ностратическом праязыке он реконструируется как *Ća, «-ща» — почти по-русски.

Можно ли заглянуть еще дальше вглубь тысячелетий? Да, такую возможность предоставляют прежде всего материалы «Вавилонской Башни» С. А. Старостина. В. Э. Орел, сопоставляя базисную лексику ностратического, семитохамитского (афразийского) и синокавказского праязыков, реконструировал полтораста общих корней (точнее, их основы, состоящие из согласных: реконструкция более подвижных гласных — дело будущего) еще более древнего праязыка, который он назвал палеолитическим {37} 37 Орел В. Э. Семитохамитский, синокавказский, ностратический // Московский лингвистический журнал. 1995, № 1. — С. 99–116. . Это рабочее название, пожалуй, недостаточно конкретно: на эпоху верхнего палеолита приходятся не только те языковые общности, которые послужили ученому исходным материалом, но и другие, еще более древние, а также макросемьи Нового Света и т. д.

Наверное, можно предложить и другой вариант. Коль скоро вторым названием ностратического праязыка было слово борейский , то для его языка-предка можно использовать наименование гиперборейский — в значении «до-борейский», «до-ностратический». Если к тому же дополнить лексику указанных выше трех макросемей материалами индейских языков Северной Америки, а также эскимосско-алеутских, палеоазиатских (чукчи, коряки, ительмены) и некоторых языков-изолятов Дальнего Востока (айнский, нивхский), то и географически мы выйдем на ту циркумполярную область Северного полушария, которая в рамках нашего исследования соотносится с гиперборейской протоцивилизацией (или ее более поздним наследием).