Неизвестен Автор - Заступница - Адвокат С В Каллистратова

Мне разрешают прийти в прокуратуру и переписать для нее от руки (прислать домой копию они почему-то не могут) новое постановление. У меня холодок пробегает по спине, когда я начинаю читать преамбулу, в которой переписано из обвинительного заключения: "...материалами дела доказано, что Каллистратова систематически занималась изготовлением и распространением" и т.д. Но в конце стояли нужные слова - "за отсутствием состава преступления". Производил этот текст уже не страшное, а комическое впечатление. Это постановление было важно для Софьи Васильевны прежде всего как прецедент, который помогал ей в борьбе за реабилитацию всех правозащитников, осужденных в 1960-1980-х гг.

Из всего отобранного при обысках ей согласились вернуть лишь пишущие машинки (все рукописи, книжки, фотографии, почта Андрея Дмитриевича вместе с чемоданом неизвестно где исчезли - Прокуратура кивала на ГБ, ГБ на Прокуратуру), но - "только лично". Пришлось мне везти маму на Новокузнецкую - в Московскую прокуратуру. Следователь, жалуясь на отсутствие помощников и тесноту, начал приносить в кабинет машинку за машинкой - штук пятнадцать, пыльные, в футлярах и без: "Я не знаю, какие Ваши, выбирайте сами". К некоторым машинкам были привязаны бирки: "Лернер", "Кизелов"... Там же неожиданно оказался портативный фотоувеличитель в футляре, на котором мы с мамой печатали карточки еще в 50-х гг. и о котором совершенно забыли. Но маминых машинок не было. "Ну так берите любые, какие Вам нравятся", предложил следователь, которому явно было лень тащить еще одну партию. Я и выбрала две "Эрики" - работающие и в приличных футлярах. Мама считала эту операцию незаконной, кроме того, ей хотелось получить свой любимый дореволюционный "Ундервуд", который ей так славно служил долгие годы. Следователь торопил: "Это все бесхозное, хозяева давно уехали, забирайте!" Пришлось взять. Мама вскоре подарила их внукам, которым они очень пригодились для работы, а сама печатала на моей, и печатала много. В конце декабря она закончила развернутые замечания на опубликованный проект "Основ уголовного законодательства СССР и союзных республик", где излагала давно выношенные мысли о вреде длительных сроков, недопустимости смертной казни, недопустимости расплывчатых формулировок "политических" статей.

С осени 1988 г. Софья Васильевна, что называется, с головой окунается в общественную жизнь. В ноябре ее приглашают в "Спасохауз" - на прием по случаю визита Парламентской комиссии США по безопасности и сотрудничеству в Европе. Она решает ехать - машину обещали прислать. Я в замешательстве - в чем ехать? Мама уже много лет не покупала себе одежды, дома носила красивый теплый халат, привезенный мною "из-за бугра", праздничным нарядом служил синий шерстяной сарафан, подаренный друзьями. Я помчалась в универмаг "Москва" - перемерила там все, что было, прикидывая на размер больше, и удача! Черное шерстяное платье за 100 рублей, - как специально для нее сшито. В этом строгом платье, с крупными янтарными бусами (единственной ее "драгоценностью") она выглядела очень красиво и величественно, выступая с трибуны.

А выступала она в эту зиму много раз. В январе 1989 г. ее приглашают на учредительное собрание Московского отделения общества "Мемориал", выбирают делегатом Всесоюзной учредительной конференции "Мемориала". В январе же она становится членом клуба "Московская трибуна", затем Майя Уздина привлекает ее к работе в клубе "Трибуна общественного мнения у Никитских ворот". В феврале познакомившаяся с ней на приеме в "Спасохаузе" сопредседатель советско-американского фонда "Культурная инициатива" (Фонда Сороса) А.Буис предлагает ей стать членом правовой комиссии этого фонда. Ей уже восемьдесят один год, но во всех этих обществах и клубах она отнюдь не играет роль "свадебного генерала", а работает в полную силу. 29 января она выступает на конференции "Мемориала", через несколько дней доказывает на "Московской трибуне" необходимость участия в работе клуба юристов и привлекает в клуб двух квалифицированных адвокатов - Б.АЗолотухина и Н.А.Монахова. В Фонде Сороса вместе с Золотухиным разрабатывает проект по созданию адвокатской группы для осуществления мер по реабилитации жертв репрессий 60-х-80-х гг. и возмещения им материального ущерба. Одновременно она готовит от имени Правовой комиссии Фонда Сороса методические указания по работе с письмами трудящихся. Этот далеко не формальный документ хочется привести целиком, как образец ее подхода к любому делу:

"Каллистратова Софья Васильевна телефон 131-63-97

Если Комиссия по правовой культуре Фонда "Культурная Инициатива" будет финансировать работу с письмами трудящихся Комиссии Ф.Бурлацкого, то предлагаю передать этой Комиссии наш проект методических указаний по работе с письмами:

1. В Комиссию по правам человека, как правило, обращаются люди, либо не верящие в возможность разрешения их наболевших вопросов официальными инстанциями, либо уже прошедшие многие инстанции и отчаявшиеся, потерявшие надежду получить разрешение конфликта. Поэтому решительно невозможно в работе с письмами ограничиться только рассылкой писем в соответствующие официальные инстанции и стандартным извещением автора письма о том, куда его письмо отправлено.

2. Необходимо заключить договор с одной из юридических консультаций МГКА на обслуживание Комиссии квалифицированным адвокатом, специально по работе с письмами. Этому адвокату поручить создать группу (преимущественно из молодых адвокатов, не имеющих достаточной практики) с включением в эту группу одного (а может быть, и двух) психиатров, с которыми (с психиатрами) Комиссия также должна заключить контракт.

В обязанности адвоката, на работу которого будет заключен договор с юрисконсультацией, вменить распределение писем между членами группы и контроль за исполнением.

3. Каждый автор письма должен получить индивидуально для него написанный ответ, составленный с учетом интеллектуального уровня и грамотности автора. Ответ должен быть завизирован исполнителем и адвокатом, обслуживающим группу, и подписан одним из руководящих работников Комиссии.

4. Все поступающие письма должны рассортировываться по следующим категориям:

а) Письма явно бредового характера, исходящие от психически больных людей и требующие не столько правовой, сколько врачебно-психиатрической помощи (к этой категории могут быть отнесены лишь письма, бредовый характер которых очевиден и не вызывает сомнений). Ответы на эти письма должны составляться психиатром с позиций психотерапии. Психиатру же надо предоставлять и право решать, надо ли от имени Комиссии обратиться к местным органам здравоохранения (районному психиатру) с просьбой об оказании автору письма соответствующей врачебной помощи.