Неизвестен Автор - Заступница - Адвокат С В Каллистратова

Познакомила меня с Софьей Васильевной Люда Алексеева. Мы проговорили всю ночь до утра, и мне хорошо запомнилось, что она на прощанье сказала: "Вас всех посадят". (Софья Васильевна не была безбрежным оптимистом.) Удивительным образом в отношении нас двоих ее прогноз не оправдался Людмила Михайловна Алексеева была вынуждена уехать за рубеж, а до меня очередь на посадку не дошла - наступила перестройка и то, чем я занималась (помощь политзаключенным и их семьям), стало вполне открытой деятельностью.

Я приведу лишь один эпизод из моих контактов с Софьей Васильевной. У меня был подопечный политзаключенный из Ужгорода - Павел Федорович Кампов. Он преподавал математику в Ужгородском университете и Институте усовершенствования учителей. История его судимости не тривиальна: в 1970 г. при выборах в Верховный Совет УССР в Ужгороде были разбросаны листовки, призывавшие голосовать не за официально выдвинутых кандидатов, а за Кампова и еще троих. Через два дня после выборов Павел Федорович был арестован. Ему была предъявлена статья 62 УК УССР ("антисоветская агитация и пропаганда", выразившаяся в распространении листовок; по словам следователя, 20% избирателей вычеркнули из бюллетеней официального кандидата и вписали П.Ф.Кампова). Суд вынес приговор: 6 лет лагерей строгого режима и 3 года ссылки.

Лагерный срок он отбыл полностью, а из ссылки был возвращен досрочно из-за прогрессирующей потери зрения.

Вернувшись в Ужгород, он долго искал работу математика, экономиста, бухгалтера, но безуспешно. Тогда стал писать письма в ЦК КПСС, Брежневу. В 1981 г. он вновь был арестован. На это раз его судили по статье 83 УК УССР ("хищение государственного имущества, совершенное путем мошенничества") за то, что он якобы обманул органы собеса и, будучи здоровым, получал пенсию по инвалидности и, кроме того, обманным путем получал добавку к пенсии, утверждая, что на его иждивении находится дочь, в то время как дочь жила у матери, расторгнувшей брак с П.Ф.Камповым после его ареста. Суд определил меру наказания: 10 лет лишения свободы в лагерях строгого режима с конфискацией всего принадлежащего ему имущества (включая собственный дом в городе, который он купил за двадцать лет до осуждения), "выплатой похищенной" пенсии собесу, и 3 года ссылки.

Даже если признать П.Ф.Кампова виновным в предъявленном ему обвинении, приговор был чудовищно жестоким. Опротестовать приговор было поначалу невозможно из-за отсутствия его копии. Ее удалось получить только в 1988 г., и тогда я с Л.С.Прибытковым, правозащитником из Куйбышева, активно занимавшимся делом Кампова, составили жалобу на имя председателя Верховного суда УССР. Не все в полученном тексте устраивало Прибыткова, и мы решили, что письмо пойдет под моей фамилией.

Я застала Софью Васильевну не в лучшей форме, она была простужена, сильно кашляла, после кашля с трудом могла отдышаться.

Тем не менее она внимательно выслушала мой рассказ о Кампове, ответила на вопросы, которые у меня накопились, иногда для точности обращаясь к справочникам, заполнявшим книжный шкаф. Потом на кухне мы пили чай, разговаривая на разные темы, но она все время возвращалась к делу Кампова, расспрашивала меня о подробностях. Я рассказала ей, что ездила на свидание к нему в тюремную куйбышевскую больницу, где он тогда лежал (по правде сказать, совершенно не рассчитывала на то, что мне это свидание дадут, дают только близким родственникам), что два часа мы разговаривали с ним по телефону, разделенные стеклянной перегородкой и в присутствии офицера.

Я рассказала Софье Васильевне, что не успел Кампов поверить, что это я приехала, как стал описывать свое трехнедельное пребывание в кировской тюремной больнице (он заболел воспалением легких на этапе из лагеря, находившегося в Кировской области): "Пробыл я там двадцать дней, и за это время через больницу прошло больше сотни заболевших, которых везли с юга на север, - рассказывал Кампов, - похоже, что передислоцируют в северные края какие-то лагеря..." Здесь офицер, слушавший наш разговор, прервал Павла Федоровича, и я испугалась, что на этом наше свидание и кончится: на всякий случай стала быстро рассказывать о моей переписке с сестрой Кампова, оглядываясь на офицера. Слава Богу, кажется, пронесло, офицер сидел молча.

Софья Васильевна грустно улыбнулась, видимо, хорошо представляя и мой испуг и состояние заключенного, стремившегося поскорее сообщить человеку с воли то, что он знал и что его волновало больше, чем собственная судьба.

На мой вопрос Павлу Федоровичу, есть ли у него копия приговора, он по-детски всплеснул руками и воскликнул: "Мне не дали никаких документов, а я их и не просил. Я ни о чем не просил, потому что, когда узнал, что меня, человека, никогда в жизни не сказавшего ни слова неправды, обвиняют в мошенничестве, я вообще отказался с ними говорить".

И опять горькая улыбка все понимающей Софьи Васильевны.

Как она умела слушать! Сидела, положив руки на колени и не пропуская ни одного слова. В следующий раз, когда я пришла к ней, она поразила меня тем, что помнила все мелочи из моего рассказа.

Софья Васильевна согласилась прочесть жалобу и сказала: "Если не расхвораюсь совсем". И добавила: "Не торопите меня, приходите недели через две". Я настроилась на двухнедельное ожидание, но уже через три дня Софья Васильевна позвонила мне: "Приходите, я все сделала". Я тут же приехала. Ее было не узнать: энергичная, уверенная в себе, даже кашель утих, как будто дело, заинтересовавшее ее, придало ей сил, болезнь отступила. Единственное, что ее тревожило, - я никак этого не ожидала! - это как я отношусь к ее критике и исправлениям, не обижусь ли?! Но какой мог быть разговор об обиде? Чем дальше я читала, тем больше росло мое чувство уважения, благодарности и восхищения этой необыкновенной женщиной. С одной стороны, она очень бережно отнеслась к моему тексту (и похвалила его), почти весь его сохранила, но добавила такие аргументы, о которых я и не подумала, придала тексту стройность, последовательность и поистине железную логику. Вот, например, я отметила в жалобе, что Павел Федорович на протяжении 1977-1978 гг. был пять раз освидетельствован комиссиями ВТЭК и признан инвалидом второй и первой групп, и лишь последняя, шестая, комиссия в августе 1981 г. признала его здоровым, злостно спекулировавшим заболеванием глаз. Вставка Софьи Васильевны: "Другими словами, сначала Павла Федоровича арестовали (13 июля 1981 г.), а уж потом стали создавать "доказательства" его вины! И первое и, по существу, единственное "доказательство" заключение Днепропетровского института трудовой экспертизы - появилось в деле только через месяц и пять дней после ареста. Это ли не явное и неоспоримое свидетельство фальсификации дела?"