Юрий Алексеев - Закат боярской республики в Новгороде

Это был черный день боярской республики, удар, от которого она уже не могла оправиться. Сохранилось вече. Сохранились посадники и тысяцкие. Но все это не имело теперь почти никакого значения. Новая власть решала теперь судьбы новгородцев, новый, великокняжеский суд защищал теперь их права, оправдывал «обиденых» и карал виновных.

Но не только уголовные преступления совершали новгородские посадники и бояре. В тот же день, 26 ноября, великий князь «выслал от себе вон» и велел «пои-мати» (взять под стражу) Ивана Офонасова с сыном Алферием: они «мыслили Великому Новугороду датися за короля». Невозможно установить, насколько это обвинение было обоснованным. Можно только сказать, что оно было вполне правдоподобным. Новгородские бояре были и оставались врагами великого князя. В сущности, у них не было другого выхода. «Датися за короля» не могло не быть желанной перспективой во всяком случае для многих из них.

Суд на Городище, взятие под стражу степенного посадника и авторитетнейших представителей господы не м-огли не произвести сильнейшего впечатления на весь Великий Новгород. Все сторонники старого порядка, вечевой «пошлины», все, кто мало-мальски разбирался в происходящем, не могли не увидеть смертельной угрозы, нависшей над боярской республикой. Ведь у взятых под стражу бояр были свои многочисленные приверженцы, ведь они были тесно связаны со своими кланами со своими концами. На третий день после суда к великому князю явилась депутация.

Архиепископ Феофил и посадники били челом от всего Великого Новгорода, т. е. от веча, «о изниманных боярех», «чтобы пожаловал, смиловался, казни им отдал и на поруку их дал». Но все было напрасно. Заявив просителям: «Ведомо тебе, богомольцу нашему, и всему Новугороду, отчине нашей, колико от тех бояр и наперед сего лиха чинилося, а нынеча что ни есть лиха в нашей отчине, то все от них чинится...» — Иван Васильевич в характерной для себя манере поставил перед ними риторический вопрос: «Ино како ми за то их лихо жаловати?»

Ни «богомолец», ни посадники на этот вопрос ответить не смогли. Осужденные бояре в тот же день были в оковах отправлены в Москву.

Смертельно раненная, боярская республика билась в тяжелых конвульсиях. Приехавшие в. Новгород в эти же дни псковские послы (Господин Псков послал их к великому князю «бити челом о том, чтобы... держал Псков, свою вотчину, в старине») свидетельствуют: з четверг, 30 ноября, с наступлением ночи «бысть чюдо дивно и страха- исполнено». «Стряхнувшеся Великан Новгород против князя великого». Всю ночь была тревога («пополох») «по всему Новуграду». А «мнози вер-нии», наделенные достаточно сильным воображением, видели даже, «как столп огнян стоящь над Городищем ' от небеси до земли, тако же и гром небеси».

Опять, как в 1460 году, бурлил старый вечевой город. Опять Городище стало объектом пристального, недоброго внимания врагов Москвы. Но ночь кончилась, и с ней кончился «пополох» — и «по сих ко свету не бысть ничто же». Ярость бояр и их сторонников оказалась бессильной. Она не привела к восстанию новгородцев. Далеко не все горожане сочувствовали боярам, «пойманным» за наезд и разбой на улицах города. Слишком глубоко зашли противоречия между боярскими кланами и массой рядовых членов городской общины. Противники великого князя оказались в меньшинстве. Поднятая ими волна гнева, возмущения и страстей не выплеснулась за пределы словесных угроз и тревожной агитации. Возбужденное народное море, успокаиваясь, возвращалось в свои берега.

На следующий день, в пятницу, 1 декабря, на Городище прибыла еше одна депутация. Это было, вероятно, результатом событий предыдущей ночи. Вместе с архиепископом приехали посадники во главе с Василием Казимиром, и тысяцкие, и бояре, и житьи. От имени всего Великого Новгорода они били челом о Григории Тучине и других, взятых на поруки владыкой: чтобы великий князь «тем винным людям казни отдал», взыскав с них убытки и оштрафовав. И Иван Васильевич, мастер практической психологии и политического такта, «богомольца для своего, владыки, и отчины своей ради, Великого Новгорода» пошел на этот раз навстречу челобитчикам. Уплатив огромные убытки обиженным и еще штраф великому князю, Григорий Тучин и его «товарищи» были отпущены на свободу. Господа смогла перевести дух.

Сообщение московского летописца о дальнейших событиях — это перечень пиров, даваемых в честь великого князя, и подарков, ему подносимых. 6 декабря он «ел и пил» у князя Василия Шуйского. 14-го — пировал у владыки. На следующий день — «пир у Казимера». 17-го — у Захарья Григорьевича Овина, посадника Плотницкого конца. 19-го —у степенного тысяцкого, Василия Есипова (летописец по ошибке назвал его посадником). 21-го —у Якова Короба, посадника Неревского конца, брата Василия Казимира. 23-го — у Луки Федорова, на Прусской улице. Рождество, 25 декабря, ознаменовалось пиром у самого великого князя на Городище. Впервые за месяц принимал он своих новгородских подданных. Были и архиепископ, и князь Василий Гребенка Шуйский, и посадники, и тысяцкие все, и житьи люди, и купцы «многие». «И пил с ними долго до вечера». 28 декабря дала пир Настасья, вдова посадника Ивана Григорьевича с Прусской улицы, а 30-го — посадник Фефилат Захарьинич, с той же улицы. 1 января — пир у Якова Федорова, в Плотницком конце. Через два дня — в Словенском конце, у Луки и Василия Поли-нарьиных. На следующий день — пир на Прусской улице, у Александра Самсонова, 6-го — у нового степенного посадника Фомы Андреевича Курятника, в Словенском конце. 14-го — в Плотницком конце, у Кузьмы Григорьева, брата Захария Овина, 19-го владыка в третий раз давал пир в честь великого князя. Шесть недель непрерывного, казалось бы, праздника на этом закончились. Государь всея Руси готовился отбыть в свою столицу.

Каких только подарков не получил он в «своей отчине» Новгороде. «Поставы» ипрского (фландрского) сукна, восточная камка, кречеты, соколы, породистые кони, «рыбьи зубы», золотые ковши, серебряные блюда и рога, окованные серебром, «сорока» соболей, бочки вина, золотые корабленики... Одних кораблеников было около тысячи двухсот. А еще в кратком перерыве между пирами степенный посадник Фома Андреевич и степенный тысяцкий Василий Есифович «ударили челом»: от «всего Великого Новагорода явили тысячу рублев».

Щедрость гостеприимных хозяев — не их личная добродетель. Пиры у посадников носили прежде всего политический характер. Не от своего имени — от имени своих кончанских общин принимали и одаривали они великого князя. Боярство Великого Новгорода демонстрировало свою политическую мощь, прочность своих связей с городской общиной. Целью этой демонстрации было, без сомнения, соглашение с великим князем на началах приемлемого для боярства компромисса. Еще в Коростыни, согласившись признать великого князя «господином» и передать ему все внешнеполитические функции республики, господа сохранила в своих руках внутреннее управление Новгородской землей, свое положение в городе и пятинах. Суд и управа на Городище з тот страшный для новгородской «старины и пошлины» день 26 ноября были сильным ударом по надеждам боярства. Почва под его ногами начала явственно колебаться. В этих условиях наиболее желательным для господы было бы примирение с великим князем, подчинение ему в расчете на его милость: на то, что он согласится сохранить статус-кво в административном управлении Новгородом, не будет вмешиваться в поземельные дела, ограничится наказанием наиболее одиозных, наиболее скомпрометировавших себя фигур. Необходимо было заручиться доброжелательством великого князя, расположить его к себе, выставить себя перед ним з наиболее выгодном свете. Посадники, главы кончанских общин, бояре, житьи, купцы, все «лучшие люди» Новгорода наперебой рвались на Городище продемонстрировать свою лояльность, заслужить благорасположение. Но не только новгородская элита, хозяева города — «и молодые люди с поминки многые у него с челобитьем были». За долгие недели Городищенского стояния перед главой Русского государства прошли со своими дарами и челобитьями представители всех слоев новгородского общества. Из этого нельзя было не извлечь многих ценных наблюдений и выводов о социальной структуре, о внутренних противоречиях, о расстановке политических и общественных сил в великом старом городе.