Неизвестен Автор - Воспоминания крестьян-толстовцев (1910-1930-е годы)

- Вот вы не хотите брать оружия в руки, хотите жить мирно, думаете все такие же, как вы? А мир-то во зле лежит. Это мы, русские, такие, готовы поверить всем. А вот японцы, немцы не такие, в них дух воспитан воинственный. Они воспользуются вашей мягкостью, доверчивостью, придут, поработят нас. Надо оружие. Надо защищаться...

- Петр Гермогенович, - встреваю я, - неужели вы так верите в силу оружия? А во время гражданской войны, во время интервенции у кого было больше оружия - у Советской Республики или у ее врагов? У них, а кто победил? Что победило? Оружие? Нет, победила великая сила идей.

И вот не стало ни Черткова, ни Смидовича, тех людей, у кого коммуна находила понимание и поддержку. Конечно, мы и раньше были самостоятельны в своих убеждениях и действиях, но все же теперь почувствовали себя как бы осиротевшими. Круг сужался.

Подумать только! Ровно за сто лет до этого злополучного 1937 года известный русский критик В. Г. Белинский писал: "Завидую я внукам и правнукам нашим, которые будут жить через сто лет..." Веря в грядущие века свободы и разума, Белинский даже помыслить себе не мог, что злодейства, с которыми воочию столкнутся его "внуки и правнуки", по своим масштабам, беспримерной массовости применения и изощренной жестокости превзойдут все виды зверств царских палачей и жандармов... Вот какой злой иронией оборачивается иногда самая благородная и святая зависть к "потомкам"!

Днем и ночью, в одиночку и "пачками", без суда и следствия, а часто даже без ордера на арест стали брать ни в чем не повинных людей. Брать и увозить бесследно туда, откуда никто из них уже не вернулся, а только на руках у родных, хлопотавших за них, оказались бумажки о том, что никакой вины за ними не обнаружено, что они полностью реабилитированы.

Бумажка есть, а человека нет.

Нашлись и у нас, как, наверное, во всяком обществе, во всяком движении, свои иуды. Чтобы сберечь себя, свою шкуру, они помогали губить невинных людей. Иван Рябой, Онуфрий Жевноватый, Иван Иваныч Андреев и еще некоторые другие ослабевшие, жалкие, запуганные люди. Но все же это были единицы.

Темной жутью повеяло в коммуне от этих арестов. Некоторые были спокойны, некоторые содрогались и спали по ночам не дома, - кто же хочет неволи? И они уходили от нее.

В это время, когда были взяты десятки мужчин, глав семейств, многие, опасаясь всего, стали жечь письма, записки, книги.

В это же время наша школа стала государственной, не стало даже учителей.

Трудно было в это время, но коммуна не забывала своих членов, отторгнутых от нее грубой силой. К нам в лагеря приезжали коммунары, привозили с собой мешки сухарей, коржиков и прочей снеди. Привозили целые пачки писем от друзей. Привозили дружескую любовь и поддержку душевную.

Так побывали у нас Гитя Тюрк, Савва Блинов, Митя Пащенко, Тося и Тима Моргачевы, Марьяна Моргачева и моя жена Алена.

Летом 1937 года, когда я, Гутя и Димитрий были в лагере Черемошники под Томском, нас известили из коммуны:

- Ждите, к вам выехали Малород Павел Леонтьевич и Николай Денисович Красинский. Сначала они поедут в лагерь Орлова Роза (за Мариинском) к Драгуновскому, оттуда в Мариинск к Анне Григорьевне, а оттуда уже к вам.

Ждем, а их все нет. Узнали - у Якова Дементьевича они уже были, передали передачу, уехали в Мариинск. Уже давно пора им быть у нас, а их все нет. Сделали запрос в коммуну - и там их нет. И только случайно разговорившись с одним парнем, недавно прибывшим по этапу из Мариинска, узнаем:

- А у нас там тоже двое не ели мясного...

- А какие они?

- Один высокий, черный, усы вниз, другой потолще, рыжеватый.

Они! Они! Павел Леонтьевич и Николай Денисыч. Их взяли в Мариинске и, очевидно, создали новое дело, в которое попали и они, и Анна Григорьевна, и Драгуновский. И никого из них уже никто никогда больше не видал.

Парень добавляет еще:

- Рыжий ходил сам, а черного все на руках носили, он не хотел ходить ни на следствие, ни обратно в камеру.

После этого случая к нам приезжали еще раз в далекий Нарым. Там приехавших к нам Марьяну Моргачеву и Колю Ульянова арестовали, заперли в сарай, где они успели уничтожить все письма к нам. Передачу нам все же отдали, их отпустили, но свидания так и не разрешили. Это было в конце 1937 года.

После суда над нами районные власти перестали считать коммуну коммуной, а вроде как колхоз. Присылали всем членам коммуны извещения на налоги, на всякие поставки - на яйца, молоко, мясо, шкуры и т. д., хотя ни у кого в коммуне не было ни своих усадеб, ни скота, ни огородов. Понятно, никто ничего не платил, канитель углублялась.

1937 год

Приведу здесь фамилии тех, кто был взят у нас в 1937 году. Список жуткий, но ведь одни фамилии мало что говорят. За каждой стоял живой человек со своей жизнью, мыслями, мечтами, убеждениями. Человек с близкими ему родными - жена, дети, родители. Надо бы хоть кратко описать каждого, но эта задача мне сейчас не под силу.

1. Чекменев Семен Иванович

2. Бормотов Василий

3. Бормотов Костя (сын)

4. Головко Василий

5. Головко Лева (сын)

6. Горяинов Николай Алексеевич

7. Кувшинов Прокопий Павлович

8. Красковский Клементий Емельянович

9. Свинобурко (Рутковский) Иван Адамович

10. Каретников Петр Иванович

11. Шипилов Сергей Семенович

12. Рогожин Иван Степанович

13. Лукьянцев Иван Михайлович

14. Малюков Коля

15. Катруха Федя

16. Катруха Миша

17. Коноваленко Мефодий

18. Моргачев Тима

19. Благовещенский Миша

20. Чернявский Иван Андреевич

21. Фомин Анатолий Иванович.

22. Гурин Григорий Николаевич

23. Малород Павел Леонтьевич

24. Красинский Николай Денисович.

Из этих двадцати четырех никто не вернулся - все погибли. Из вернувшихся трое после десятилетнего пребывания в лагерях, с подорванным здоровьем, умерли:

1. Овсюк Миша

2. Тюрк Гитя

3. Епифанов Егор.

Кроме погибших, еще много членов коммуны и по суду и без суда были взяты из коммуны - кто ненадолго, кто на десять лет, а кому пришлось отбыть по восемнадцати лет (10 лет заключения и 8 лет ссылки).

Хотя насильно вывезенные от нас в 1933 году в Кожевниково и не были членами коммуны, но поскольку они относились к нашему толстовскому переселению, приведу здесь, может быть, и не полный список взятых в 1937 году и почти всех погибших:

1. Тройников Миша

2. Кадыгроб Стефан

3. Цыбинский Иван

4. Цыбинский Василий Иванович

5. Кудрявцев Александр Федорович

6. Безуглый Ефим

7. Черниченко Димитрий

8. Нестеренко Онисим

9. Неделько Евгений

10. Фесик Евдоким

11. Фесик Иван

12. Караченцев Сидор

13. Караченцев Степан

14. Гвоздик Федор

15. Попов Иван

16. Кобылко Гавриил

17. Викалюк Димитрий

18. Тимченко Иван

19. Савченко Артем

20. Недяк Сергей