Максим Зарезин - В пучине Русской Смуты. Невыученные уроки истории

27 августа 1610 года на половине дороги от польского стана к городу состоялась церемония присяги москвичей Владиславу. Два дня спустя Жолкевский узнал о непримиримой позиции Сигизмунда — королевичу царем на Руси не быть. Но огласить королевский вердикт русским он не решился. Вместо этого гетман снарядил делегацию в ставку Сигизмунда III из бояр и участников избирательного собора, успевших прибыть к тому времени в Москву. Их изначально невыполнимая миссия заключалась в том, чтобы договориться — теперь уже непосредственно с польским государем — об условиях воцарения Владислава. Гетман предусмотрительно включил в состав посольства наиболее опасных и влиятельных московских политиков — Филарета Романова и Василия Голицына, удалив их из столицы. Патриарх Гермоген направил Владиславу грамоту, в которой настаивал на переходе королевича в православие. А вдруг гетман не исключал возможности того, что русским удастся-таки уломать Сигизмунда III?

Во всяком случае, один из пунктов договора с Москвой Жолкевский честно выполнил: королевские войска и отряды «Семибоярщины» вместе выступили против Вора. Во всех остальных отношениях поляки не думали двигаться навстречу русским, а в это время временное правительство делало одну уступку за другой. Спустя месяц с небольшим после подписания договора о призвании Владислава, а именно 21 сентября, бояре пригласили в столицу польские войска, испугавшись, что своими силами не смогут контролировать ситуацию в городе. Главными закоперщиками фактической капитуляции стало большинство Боярской думы во главе с Федором Мстиславским и братом Филарета Иваном Романовым; против выступили Андрей Голицын и Иван Воротынский {36} 36 ПСРЛ. Т. XXXIV С. 216. . Получается, что Филарет, покинувший Москву за несколько дней до ее фактический сдачи, снова оказался в выигрыше, так как остался непричастен к действиям соправителей, имевшим столь печальные последствия для страны.

Заключая в августе 1610 года соглашение с гетманом Жолкевским, московское правительство стремилось тем самым дезавуировать февральский договор между поляками и тушинцами, перехватить у последних инициативу. Но воровские бояре давно обжились в лагере Сигизмунда III, успели заслужить расположение короля, который, став в Москве хозяином положения, не церемонясь, отодвинул «Семибоярщину» на обочину политической жизни. «Хорошего» гетмана Жолкевского сменил «плохой» гетман Александр Гонсевский. Под начальство командующего оккупационным гарнизоном перешло и стрелецкое войско. Поляки поставили верховодить Русью правительство «тушинцев» М. Г. Салтыкова, князей Ю. Д. Хворостинина и В. М. Масальского, дворян Н. Вельяминова и И. Безобразова и прочих, подчас самых худородных людишек, вроде кожевенника Федьки Андронова.

Расположившись на вершине власти, новоявленные правители державы принялись неутомимо доносить друг на друга своим хозяевам. Так Андронов горько жаловался Льву Сапеге на Салтыкова: «Надобно воспрепятствовать, милостивый пан, чтоб не раздавали без толку поместий, а то и его милость пан дает, и Салтыков также листы дает на поместья; а прежде бывало в одном месте давали, кому государь прикажет; и я боюсь, чтоб при такой раздаче кто-нибудь не получил себе богатой награды за малые заслуги». Салтыков не оставался в долгу и «сигнализировал» тому же литовскому канцлеру о проступках своего коллеги Андронова: «Много казны не в недоборе, потому что за многих Федор Андронов вступается и спускает, для посулов, с правежу; других не своего приказа берет себе под суд и сам государевых денег в казну не платит» {1} 1 Соловьев С. М. Указ. соч. Т. 8. С. 596 .

Позже региональное «воровское» правительство под руководством И. М. Салтыкова образовалось в Новгороде. И здесь тон задавали самые одиозные представители тушинского и калужского дворов: «дворецкий» князь Семен Звенигородский, «стольник» князь Федор Черный Оболенский, дьяки Петр Третьяков и Денис Сафонов. Первое сборище коллаборационистов прикрывало военную диктатуру поляков, второе — шведов. «Ворята» дорвались до власти и без помощи Вора, значительная часть прежних сторонников «царика» в его услугах давно уже не нуждалась. Он оказался никому не нужен и потому обречен. В декабре 1610 года второго Лжедмитрия, некогда неведомого арестанта из городка Пропойска, затем властелина половины России, зарезали на охоте собственные телохранители.

Но России это уже помочь не могло. Красивая конструкция с православным царем Владиславом, Думой и Земским собором на вершине так и осталась на бумаге. Но очень многие в России продолжали горячо верить в то, что королевич вот-вот прибудет на свой престол и на русской земле восстановится порядок. И не стоит обвинять наших предков в наивности: на тот момент измученному пятилетними потрясениями россиянину призвание Владислава представлялось наиболее очевидным, реальным, да и, наверное, единственным выходом из Смуты. О притягательной силе этой иллюзии можно судить по «Новой повести о преславном Российском царстве», составленной в самом конце 1610 года.

Неизвестный автор уверен, что королевич способен стать подлинным православным государем: «И нам бы его, по нашему закону, аки новородити, и от тмы невъдения извести, и, аки слепу, светь дати, и на великий престол возвести, и посадити, и скипетръ Российскаго царства вручити… И тех бы врагов нашихъ и губителей от нас съ царствующего града и изо всея нашея земли вон выслати и выгнати, аки злых и гладных волковъ, в свою их проклятую землю и веру…» Сигизмунда автор повести именует «супостатом и врагом» и даже противопоставляет короля его сыну Владиславу. Известный в Москве только понаслышке, гипотетический монарх не только должен стать царем, но и возглавить освободительное движение… Судите сами, насколько велико стремление автора и немалого числа его единомышленников выдать желаемое за действительное {2} 2 Памятники литературы Древней Руси. Конец XVI — начало XVII вв. М… 1987. С. 24–26, 28, 30. .

Москвичи окончательно распрощались с иллюзиями к весне 1611 года. Не осталось больше сил — ждать прибытия Владислава, надеяться на восстановление порядка, терпеть бесчинства поляков и их русских приспешников. В марте в городе вспыхнуло восстание, военным руководителем которого стал князь Дмитрий Пожарский. Чтобы сломить сопротивление патриотов, поляки по совету Михайлы Салтыкова подожгли город. В это время к столице подходило войско, которое впоследствии историки окрестят первым земским ополчением. Термин представляется верным лишь по формальному хронологическому признаку: оно предшествовало ополчению, во главе с Мининым и Пожарским, освободившему Москву осенью следующего 1612 года. Между тем различия между двумя этими формированиями носят принципиальный характер.