Игорь Андреев - На пути к Полтаве

Здесь очень полезным оказалось знакомство с Вильгельмом III Оранским. Царь обратился к нему с просьбой устроить неофициальную поездку в Англию. Вильгельм знал, чем обрадовать и как поразить московского гостя. Он послал за царем целую эскадру. В январе 1698 года Петр поднялся на палубу линейного корабля «Йорк». Из всех военных судов, которые он до этих пор видел, «Йорк» был самым крупным. Неудивительно, что в продолжение всего перехода к берегам Альбиона царь облазил корабль от киля до клотика. Позднее, уже в канун возвращения на материк, англичане показали Петру 103-пушечный корабль «Британия» и 96-пушечные «Дюк» и «Триумф». Царственный плотник осматривал все уже наметанным глазом и сразу выделил последнее судно: «Корабль зело изряден».

Для Петра Англия стала еще одним открытием. Лондон поражал своими размерами. Жителей здесь было в 1,5 раза больше, чем в Амстердаме. Впрочем, огромный, богатый, грязный и туманный Лондон не заставил его сердце биться учащенно. Петр остался верен своей привязанности к Амстердаму.

Однако вне зависимости от симпатий и антипатий нельзя было не заметить, какими быстрыми темпами росло могущество Англии. Не за горами было время, когда Голландия, утратив ведущие позиции в заморской торговле, превратится в политическом отношении во второразрядное европейское государство. Едва ли Петр предугадывал столь печальную перспективу для любезной его сердцу страны. Но он интуитивно присматривался к Англии и, пускай не без пристрастия, сравнивал ее с Соединенными провинциями. При этом уже одно сравнение не в пользу Голландии было сделано — кораблестроение.

В Англии Петр несколько раз встретился с Вильгельмом. Король был столь любезен, что первым прибыл с визитом к Петру, остановившемуся в скромной гостинице на берегу Темзы. Два дня спустя Петра уже принимали во дворце, где был устроен бал. Однако куда больше бала и коллекции картин царя заинтересовал прибор для измерения силы ветра. Позднее Петр установит точно такой же у себя в Летнем дворце.

Английскому королю потомки обязаны превосходным портретом молодого русского государя, который, по утверждению современников, очень точно передал черты и характер царя. Петр изображен с выражением благородным и гордым, с блеском ума и красоты. Последнее все же заставляет думать, что художник Готфрид Кнеллер все же польстил своей модели. Впрочем, можно сказать и иначе: Кнеллер следовал не наставлениям своего учителя Рембрандта, сторонника точности изображения натуры, а законам жанра — он писал парадный, то есть льстивый портрет.

Позднее Корнелий де Бруин по этому портрету легко признал царя. «Я приветствовал его с глубочайшим почтением, — писал голландец в своих записках. — Государь, казалось, удивился и спросил меня по-голландски: „Почему признаете вы, кто я? И почему вы меня знаете?“ Я отвечал, что видел изображение его величества в Лондоне у кавалера Готфрида Кнеллера и что оно очень сильно врезалось в мою память… Он, казалось, остался доволен таким ответом».

Но если Кнеллер написал первый (?) живописный портрет, то в чем же заслуга Вильгельма? Именно он уговорил Петра позировать, что было совсем не просто — безделье сильно утомляло царственную «модель». Не случайно один из придворных герцога Антона Ульриха Вольфенбюттельского, наблюдавший московского государя в Кёнигсберге, с сожалением отмечал: «Царь отличается большой… живостью, препятствующей ему оставаться спокойным. Вот почему было так трудно снять с него портрет…» Из тех изображений Петра, которые все же появились в годы Великого посольства, творение Готфрида Кнеллера, несомненно, самое значительное. По крайней мере благодаря этому полотну хорошо видно, каким жаждала видеть просвещенная Европа выучившегося у нее московского государя. Портрет Кнеллера послужил основой для появления множества изображений Петра, включая миниатюры и гравюры, разошедшиеся по европейским дворам. Впрочем, важнее, что практика изображения правящей «персоны», бывшая делом обычным для западноевропейской повседневности, после Великого посольства утверждается в российской действительности. По наблюдению новейших исследователей, за полтора года Великого посольства с Петра I было сделано больше живописных, графических и медальных портретов, чем со всех его предшественников, вместе взятых.

В своем времяпрепровождении в Англии царь верен себе: мастерские, мануфактуры, Гринвичская обсерватория, госпитали, арсеналы — все надо осмотреть, везде надо побывать. Покупая часы, он застревает в часовой мастерской — учится разбирать и собирать механизмы. В Тауэре осматривает арсенал, музей, зверинец и монетный двор. Качество английских монет заставило царя детально познакомиться со всем процессом чеканки. Позднее, затевая денежную реформу, он многое позаимствует у англичан и добьется высокого качества русских денег.

Но, конечно, более всего интересны ему были верфи. Неподалеку от них, в Дептфорте, царю и его свите был предоставлен дом. Его домоправитель так описывал жизнь царя: Петр редко показывался дома, целыми днями пропадая «на Королевской верфи или на реке, одетый как попало». Прилежное поведение государя в порту контрастировало с пребыванием в доме. Хозяин был шокирован. Дом был буквально разгромлен и разграблен: стулья пущены на растопку, картины превращены в мишени для стрельбы, перины и простыни разодраны. Произошедшее довольно точно отражало представление о том, что следует заимствовать. Перенимали знания, усваивали новые технологии и проходили мимо правил поведения, искренне считая, что здесь достаточно натянуть немецкое платье и нахлобучить на голову парик. «Гостеприимство» обошлось английской казне в 350 фунтов и 9 пенсов — то был счет за убытки, который выставил владелец дома правительству.

Особое впечатление на Петра произвели специально устроенный для него смотр флота и учебный бой в проливе Солент. Пальба линейных кораблей, парусные учения и сложные перестроения, исполненные с отменной слаженностью, захватили Петра и заставили о многом задуматься. В сравнение с увиденным многое, что прежде поражало воображение, сильно поблекло. Петр был буквально очарован английским линейным флотом. Как никогда прежде, ему захотелось подняться на палубу трехдечного корабля не почетным гостем, а хозяином, над головой которого ветер полоскал бы российский флаг.

Еще в Амстердаме Петр получил письмо от маркиза Карматена с известием о том, что король Вильгельм подарил ему яхту «Транспорт Рояль», построенную по проекту маркиза. Яхта отличалась изысканностью форм и скоростью. В Англии царь несколько раз выходил на ней в море, оценив ее превосходные морские качества. Тогда же царь познакомился с Карматеном. К его удивлению, известный судостроитель и адмирал оказался молодым человеком, с которым они быстро сошлись на почве общей любви не только к морю, но и к крепким напиткам. Странная пара облюбовала кабак на улице Грейт-Тауэр в Лондоне.