Фрэнк Маклинн - 1759. Год завоевания Британией мирового господства

Условия капитуляции формально подписаны в палатке Таунсхенда утром 18 сентября. Гарнизону были оказаны воинские почести и дано разрешение погрузиться (по возможности быстрее) на борт кораблей, чтобы отправиться во Францию. Было проявлено уважение к правам собственности жителей Квебека и их католической религии, британцы обеспечили полную охрану всех выдающихся персон из общества Квебека.

В определенной степени согласие было нарушено для обеих сторон. Рамси почувствовал, что совершил глупость, когда узнал, что Леви направляется ему на помощь, но сказал, что ничего не знал о том и действовал в соответствии с мольбами и проклятиями голодающего народа. Помимо всего прочего вина, если таковая была, возлагалась на Водрейля, оставившего ясные инструкции и составившего проект акта капитуляции.

Таунсхенд также предвидел, что его будут критиковать за снисходительность и терпимость. Он отметил, что и приближение зимы, и настойчивость Леви сделали его положение опасным. Затянувшаяся осада любого вида угрожала британцам атакой с тыла, а также (что более существенно и понятно) опустошительным действием зимы.

Зимняя блокада Квебека стала бы настоящим безумием, а дальнейшее промедление для флота означало, что он либо замерзнет во льдах реки Св. Лаврентия, либо должен будет с трудом вернуться в Атлантический океан навстречу зимним штормам. Таунсхенду не стоило беспокоиться: его «терпимость» простили в эйфории победы. Только Рамси, но не Водрейль (настоящий Макиавелли, которого должны были признать ответственным за случившееся) был опозорен в полной мере в Париже.

Вечером 18 сентября первые британские войска вошли в город. Таунсхенд сдержал свое слово: не было ни репрессий, ни грабежей, ни зверств. Он знал, как важно обеспечить взаимодействие с мирным населением, которое невозможно долго сохранить с помощью силы — особенно, если учесть, что весной, вероятно, вернется Леви с тяжёлой артиллерией и военным имуществом для осады. С французской точки зрения, британская оккупация Квебека даже имела ряд преимуществ. Ведь их армия, находящаяся на реке Жак-Картье, была освобождена от забот относительно продовольствия.

Между тем, в Квебеке проблему голода мирного населения должны были решать британцы, а это потребовало бы от них расхода ресурсов. Сейчас Таунсхенд сам старался избежать зимы и немедленно отправился в Англию. Так как Монктону пришлось уехать в Нью-Йорк в связи с необходимостью срочного лечения, Мюррей остался в Квебеке на зиму в качестве губернатора и военного командующего. Большая часть войск зимовала вместе с ним, но флот ушел 26-го числа на зимнюю стоянку в Галифакс. Предполагалось, что он вернется весной 1760 г. после таяния льда. Совершенно удрученный Леви отступил к реке Жак-Картье и построил форт для военной кампании в следующем году. Водрейль скрывался в Монреале, где проводил свое время, сочиняя лживые апологии и меморандумы, сваливая вину на других. Он утешал себя мыслью о том, что выполнил, по меньшей мере, минимальные требования Бель-Иля и сохранил плацдарм в Новом Свете до 1760 г. Оставалось только ждать, сможет ли военный министр Франции совершить чудо и вытащить неожиданного кролика из шляпы волшебника…

Взятие Квебека, вероятно, было самым большим успехом в год побед. Безусловно, оно имело самые важные последствия. Из этого подвига родилась легенда о Вульфе как об истинном основателе (даже более, чем Клайв в Индии) первой Британской Империи. Это был тот редкий случай, когда историческая неизбежность оказалась так вопиюще перепутана со сложившимися и побочными обстоятельствами и случайностями.

На самом деле, следует отдать должное тому, что Вульф оказался просто сверхъестественно удачливым человеком. Высадка в бухте Фолон, с объективной точки зрения, была просто глупой затеей, а не действием военного гения. Британцы воспользовались неудачным стечением обстоятельств, сложившихся в результате целой цепочки отдельных ошибок, допущенных французами. В самом глубоком исследовании событий в Квебеке в 1759 г., проведенном С.П.Стейси, основная вина возлагается на Бугенвиля: «Бугенвиль плохо справился с задачей охраны территории выше Квебека. Он не смог обеспечить надлежащую охрану ближайших к городу постов, не обеспечил их адекватные коммуникации с лагерем Бопорт и своим собственным штабом. Он не смог проконтролировать, чтобы посты предупредили об отмене приказа о проходе лодок с продовольствием в фатальную ночь с 12 на 13 сентября. Наконец, этот человек не проконтролировал события и не пришел, чтобы отразить действия Вульфа. В результате Вульф смог высадиться, не встретив никаких трудностей. Сам Бугенвиль слишком поздно начал взаимодействовать со своим руководством на Равнине Авраама в решающий момент на следующее утро. Его неэффективностью во многом объясняется катастрофа для французов».

Более поздние поколения могут подчеркнуть: Вульф, хотя он и был блестящим тактиком, оказался плохим стратегом. План его бригадиров высадить армию в Кап-Руж и поделить реку Св. Лаврентия на две части стал бы более разумной основой для боевых действий по сравнению с рискованным десантом в бухте Фолон. Но поздней осенью 1759 г. подавляющее большинство людей воспринимали этот почти невероятный факт в качестве его героической победы. Англоговорящие колонии безумствовали от восторга, звонили в колокола, жгли костры и освещали окна во всех больших городах на восточном побережье — от Бостона и Нью-Йорка до Филадельфии.

Но даже эти торжества меркнут перед вспышками восторга в конце октября в Лондоне, когда поступило известие о триумфе Вульфа. Элита, мнение которой основывалось на пессимистических донесениях Вульфа, уже распрощалась с Канадой и смирилась с тем, что нельзя ждать никаких успехов раньше 1760 г. 15 октября всегда мрачный герцог Ньюкасл писал своему стороннику графу Хардвику в особенно подавленном тоне. Заостряя внимание на фразе «без всякой перспективы» в последнем письме Вульфа в Лондон, брюзгливый Горацио Уолпол комментировал ее следующим образом: «Выражаясь самым изящным образом, он оставил всю страну в состоянии неопределенности. Неизвестно, хотел ли командующий подготовить предлог, чтобы объяснить, что он воздерживается от дальнейших действий, или объявить, что считает своим меланхолическим достоинством принести себя в жертву, не имея никакой перспективы на успех».

Но когда Питт прочитал сообщение Таунсхенда о канадском триумфе, его, а вместе с ним и весь город Лондон охватила бьющая через край безумная радость, названная коллективной истерией в документах того времени. Поднимали бокалы, наполненные до краев, палили из пушек, ликовали с возгласами «ура!», звонили в колокола, зажигали огни маяков и жгли костры на каждой лужайке или общинной пустоши. То обстоятельство, что Вульф умер в момент победы, тронул сердца английской правящей элиты и средних классов, как он тронул бы сердца их сентиментальных коллег из викторианской эпохи.