Фрэнк Маклинн - 1759. Год завоевания Британией мирового господства

Хотя в идеализированных биографиях Уильяма Питта слишком преувеличены его достоинства, сейчас общественное мнение склоняется к тому, чтобы рассматривать его как лидера команды прилежных тружеников, но не как гения, который не принадлежал ни к одной партии. Скорее, он возглавлял безжалостный военный кабинет удивительных единомышленников.

Питт ограничил полномочия своих главнокомандующих так, как Людовик XV не мог и мечтать. Слабого, нерешительного и неустойчивого Людовика госпожа Помпадур всегда могла уговорить в пользу одного из своих протеже, сколь бы бесполезным он ни был; случай с Субисом — один из ярких примеров.

Жестокость Питта прежде всего проявляется в его отношении к сражениям в Северной Америке. Стало понятно, что одним численным превосходством нельзя добиться победы (о чем свидетельствует разгром Монкальмом в 1758 г. армии из 15 000 атакующих солдат при форте Тикондерога силами, численность которых составляла всего 3 800 человек). И Питт не пожалел денег для решения этой проблемы. Он потратил 5,5 миллионов фунтов стерлингов на армию, почти 1 миллион фунтов — на военно-морские силы, более 1 миллиона фунтов стерлингов — на колониальные войска. Этот лидер полностью поменял политику своих предшественников и фактически подкупил североамериканских колонистов ради сотрудничества с ним. Согласно оценкам, Франция в период с 1755 по 1760 гг. израсходовала всего одну десятую от этой общей суммы.

Франция могла собрать такие средства. Этот факт не учтен в оценке британского успеха с точки зрения «экономического детерминизма». Но она предпочла рассредоточить свои ресурсы для войны на два фронта.

Хотя современные историки относятся с пренебрежением к старым идеям относительно губительного влияния мадам де Помпадур на Семилетнюю войну, никто не смог убедительно объяснить логическое обоснование знаменитой «перемены союзников» или причин, по которым бессмысленная война в Германии против Пруссии рассматривалась в качестве борьбы за национальные интересы.

Куплеты, распространенные во Франции во время войны, выражали определенную горечь, которая ощущалась по данному вопросу:

Здесь оказалось явным упрямство Людовика XV. Предшественник Шуазеля на посту секретаря иностранных дел кардинал де Берни пытался в 1758 г. поднять перед королем вопрос относительно разумности или целесообразности упорного продолжения войны на континенте, если Франции угрожала неизбежная потеря ее колониальных владений за рубежом. Людовик резко прервал его: «Ты, подобно всем остальным, враг королевы Венгрии!»

Вызывает удивление лишь то, как Людовик, зная, что все думающие люди настроены против войны в Европе, оказался решительно нацеленным на ее продолжение.

Британия одержала окончательную победу, но сама заплатила за нее огромную цену. Отчасти эта цена позволила Франции нанести ответный удар возмездия в 1770-е гг. Но она так и не сумела вернуть свое мировое господство. Питт эффективно ручался перед будущими поколениями, что 1759 год будет годом его победы.

Якобиты, возможно, не были сильны в кредитах и в финансах, но они практически не ошиблись, когда без конца твердили о непосильном бремени государственного долга. В восемнадцатом столетии британские министры финансировали свои частые войны долгосрочными займами, которые приводили к потрясающим увеличениям годового бюджета. Дополнительные расходы, вызванные Войной за испанское наследство, выросли до 74 процентов, по Войне за австрийское наследство они составили 79 процентов, а по Семилетней войне — около 100 процентов.

Другими словами, британское правительство должно было удвоить свой бюджет, чтобы оплатить войну. А это оказалось возможным сделать только путем новых займов и новым выпуском облигаций. Государственный долг увеличился с 74 миллионов фунтов стерлингов в 1756 г. до 132,6 миллионов в 1763 г. Это потрясающий, а с точки зрения некоторых экспертов, катастрофический рост.

Бремя военных расходов, предстоящих после войны для обслуживания долга, заставило правительство изобретать новые налоги, часто — с катастрофическими результатами. Министры начали мягко, вводя налог на сидр (и спровоцировав волнения и беспорядки на западе Англии). Но вскоре они ввели массу новых налогов, большинство из которых предназначалось, чтобы заставить колонии Северной Америки оплачивать свою собственную безопасность: закон о сахаре, закон о расквартировании и т. д.

Эти налоги оказались на удивление плохо продуманными, так как они в результате предполагали подтверждение контроля метрополии над Северной Америкой. И это последовало после щедрого и даже заботливого и нежного обращения Питта с колониями!

И вслед за снятием угрозы Франции для Северной Америки в результате Семилетней войны, при ретроспективном взгляде становится совершенно понятно: в конце такого пути следует ожидать восстания колоний в Новом Свете. Но даже без кризиса, охватившего Северную Америку в результате нового налогообложения, британские министры должны были упразднить закон о деликатном финансовом балансировании. К 1760 г. акцизные и таможенные сборы составляли 68 процентов всех государственных доходов. В связи с тем, что британские рабочие могли потреблять обремененный огромным налогом импорт сахара, табака и чая, если у них имелась постоянная работа, британский экспорт оказался чрезвычайно важным. Поэтому правительство вынужденно проводило политику меркантилизма в противоположность основным экономическим направлениям столетия.

Итоги просты: нет 1759 года — нет победы в Семилетней войне, нет победы в Северной Америке, нет экспансионизма Британской Империи, нет отделившихся колоний, а значит, что вполне понятно, нет и Соединенных Штатов Америки. Последствия 1759 г. имеют важное значение. Этот год действительно стал стержнем, вокруг которого вращалась вся мировая история. Следовательно, хотя в ходе остальной части столетия произошли серьезные изменения, которые позволили Наполеону организовать частичное восстановление Франции после 1798 г. (в результате, Британская Империя оказалась не в самом безопасном положении до 1815 г.), легко понять национальное настроение в конце года побед.

В восемнадцатом столетии существовала традиция рождественских пантомим или фарсов. В декабре 1759 г. самым ярким хитом стала пьеса «Вторжение Арлекина» Дэвида Гаррика — смесь откровенного фарса и ура-патриотизма. В одном из эпизодов представления певец Ричард Чемпнесс выходил к рампе, чтобы исполнить новую песню на слова Гаррика, положенную на музыку Уильямом Бойсом под названием «Моряки британского флота». Ее исполняют и сейчас оркестры Королевского ВМФ, она имеет множество версий (как и в восемнадцатом столетии). Эти версии бесконечно адаптировались почти к любым обстоятельствам, будь то восстание колонистов Северной Америки или угроза вторжения Наполеона.