Евгений Анисимов - История России от Рюрика до Путина. Люди. События. Даты

Война стала страшным испытанием для народа. Миллионы мужчин не вернулись с фронта, а те, кто пришел домой, испытывали вместе со своими семьями огромные трудности. Обострился жилищный кризис, власти фактически не строили жилье, работа на производстве оплачивалась низко, в магазинах не было самых необходимых продуктов.

Необыкновенно удачными в пропагандистском смысле оказались регулярные снижения цен на разные товары, порой на те из них, которых люди и не видели на полках магазинов из-за страшного дефицита, царившего повсюду. Все предыдущие десятилетия шло открытое и скрытое повышение цен, значительно опережающее инфляцию. По подсчетам экономистов, со времен коллективизации до начала 1950-х гг. резко возросли розничные цены на хлеб (в 19 раз), на говядину (в 17 раз), на свинину (в 20 раз), на яйца (в 19 раз) и т. д. Поэтому снижение цен на товары на 1-4 и даже 10% значения не имело, ибо нужно было учитывать, что сохранялись весьма низкие закупочные цены. Кроме того, в стране была введена фактически принудительная система облигаций госзаймов, на которые люди должны были подписываться в обязательном порядке, отдавая часть только что полученной зарплаты. Однако сам эффект снижения цен перед очередным праздником был велик: миллионы людей, сидя у репродукторов и слушая торжественный голос Юрия Левитана или Ольги Высоцкой, записывали новые пониженные цены и радовались, что все-таки Сталин и партия «думают о людях».

Победа в войне воодушевила людей. Пройдя страшные испытания в боях, многие фронтовики возвысились в собственных глазах, утратили довоенные иллюзии о непогрешимости «вождя», всего режима. У многих исчез привычный страх перед властью, авторитетом «гения всех времен и народов». Многим казалось, что, идя навстречу желаниям общества, власти непременно проведут либеральные экономические реформы: «колхозы распустят», смягчится цензура, будут даны «послабления» в идеологии, вообще режим «помягчеет». Однако этого не произошло. Наоборот, власть, столкнувшись с «брожением умов», стала ужесточать порядки в стране. Напряженная международная обстановка, ощущение отставания в ядерной области, массовое вооруженное сопротивление советской власти в республиках Прибалтики и в западных областях Украины и Белоруссии – все это стало поводом для усиления полицейского и идеологического давления на общество.

Долгое время сохранялся суровый дух законов военного времени. За 15-минутное опоздание на работу, самовольный уход раньше времени рабочий мог угодить в лагерь по действовавшему тогда закону 1940 г. Была ограничена свобода человека менять место работы по собственной воле. Этот крепостнический закон был отменен лишь в 1956 г. В столь же тяжелом положении оказались и колхозники. Фактически они находились на положении крепостных: не имели права покинуть колхоз, под угрозой лагеря и отнятия приусадебного участка они должны были выполнять «обязательный минимум трудодней», за которые почти ничего не платили. Дополнением к свирепому закону «о пяти колосках» стал закон 1947 г., по которому «хищение социалистической собственности» в составе «преступной группы» (даже если это были трое-четверо детей) каралось 25-летним сроком заключения.

ГУЛАГ после войны пополнился обильным потоком новых зэков. Кроме коллаборантов, сотрудничавших с немцами, там оказывались люди, которые просто жили «под немцем» и работали ради куска хлеба. В лагерях оказались также бывшие советские военнопленные, отсидевшие годы в немецких концлагерях. Вина их заключалась лишь в том, что они, брошенные командованием при отступлениях, не погибли, а оказались в плену. В ГУЛАГ везли также репатриантов из Западной Европы, пойманных или переданных союзниками «белых» казаков, офицеров, дворян. Там же оказывались бендеровцы, «лесные братья», все «классово чуждые и антисоветские элементы» из Прибалтики и Украины.

Система сталинских лагерей в послевоенное время приобрела еще более суровые черты. Часть лагерей (так называемые «лагеря особого назначения») стали похожи на немецкие концлагеря уничтожения: особая полосатая одежда заключенных, номера вместо фамилий и имен. Эти лагеря считались уже не местами «перевоспитания» врагов, а являлись фабриками уничтожения заключенных. Неслучайно в послевоенное время происходили восстания зэков. Организаторами и вожаками, как правило, были бывшие офицеры Красной армии. В отличие от множества политических заключенных 1930-х гг., думавших, что их посадили «по ошибке», «по навету», что «партия разберется», новое поколение зэков никаких иллюзий относительно партии и Сталина не питало. Для них вся система «усатого» воспринималась как вражеская. С ней они боролись так, как это делали, сидя в немецких концлагерях. После смерти Сталина эти восстания выливались в подлинные бои с вохрой и даже регулярной армией. Против мятежных заключенных командование использовало самолеты, танки и другую технику.

Дубинка была запасена и для «расслабившейся» в годы войны интеллигенции. В августе 1946 г. было принято постановление ЦК ВКП(б) «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“», а потом ряд других постановлений о кино, театре, музыке, в которых шельмованию подверглись выдающиеся деятели литературы и искусства: А. Ахматова, М. Зощенко, С. Прокофьев, А. Хачатурян, В. Мурадели. Только «о недостатках журнала „Крокодил“ и мерах его улучшения» было принято два специальных постановления ЦК. Говорили, что «главный специалист» по культуре А. А. Жданов, сев за фортепьяно, «учил» гениальных композиторов тому, как нужно сочинять «понятную народу музыку», а не их «сумбур вместо музыки». Этой «темой», применительно к Д. Д. Шостаковичу, Жданов занимался еще в 1936 г. Верными проводниками линии партии по «искоренению» влияния западной культуры были руководители творческих союзов писатель А. Фадеев и композитор Т. Хренников, хотя о последнем известно, что негласно он помогал изгнанным из союза людям. Всеми этими шагами Сталин напоминал интеллигенции, что не потерпит ослабления контроля партии над интеллектуальной сферой.

В одном из своих выступлений Сталин говорил: «Писатели думают, что они политикой не занимаются… Написал человек красиво, и все. А там есть плохие, вредные места, мысли, которые отравляют сознание молодежи… Почему я недолюбливаю людей вроде Зощенко? Потому, что они пишут что-то похожее на рвотный порошок. Можем ли мы терпеть на посту руководителей людей, которые это пропускают в печать?.. У нас журнал – не частное предприятие… Он не имеет права приспосабливаться к вкусам людей, которые не хотят признавать наш строй. Кто не хочет перестраиваться, например Зощенко, пускай убираются ко всем чертям. Не нам переделывать свои вкусы, не нам приспосабливать свои мысли и чувства к Зощенко и Ахматовой. Разве Анна Ахматова может воспитывать? Разве этот дурак, балаганный рассказчик, писака Зощенко может воспитывать?»