Эрнест Лависс - Том 1. Время Наполеона. Часть первая. 1800-1815

Переговоры с Англией; отъезд Наполеона из Испании.14 октября императоры после нежного прощания расстались; им суждено было увидеться снова лишь сквозь дым орудий. Не зная, каково будет окончательное решение Австрии, Наполеон решил, что во всяком случае успеет лично двинуться в Испанию и усмирить ее; по его расчету, для этого достаточно было трех месяцев. Он лишь проездом посетил Париж, куда привез и водворил Румянцева, уполномоченного вместе с Шампаньи руководить мирными переговорами, к участию в которых была приглашена Англия. Переговоры действительно начались, но ни одна из сторон не относилась к ним серьезно: к Англии вернулось все ее высокомерие, с тех пор как она снова приобрела союзников в Европе в лице восставшей Испании и вооружавшейся Австрии, а Наполеон желал прежде всего сломить мятеж за Пиренеями и поставить Англию перед совершившимся фактом. Император явился в Испанию в начале ноября; оп и его сподвижники отметили свое движение рядом побед: при Бургосе, Тудепе, Эгпиносе. Штурм Сомо-Сиерры открыл ему путь в Мадрид. Наполеон не удостоил посещением Мадрида и ограничился тем, что восстановил в нем власть своего брата (4 декабря), а затем направился в северо-западную часть полуострова против английской армии, высадившейся здесь под начальством генерала Мура. Он едва не взял ее в плен: она ускользнула от него, но он захватил ее отставших солдат и обозы с запасами. Наполеон шел за ней по пятам в галисийских горах и бешено гнал ее к побережью, рассчитывая опрокинуть ее в море; но в первых числах января 1809 года он вдруг приостановил преследование и отступил от Асторги к Бенавенте, а затем к Вальядолиду: уже несколько дней «курьер за курьером привозили ему тревожные известия, которые и заставили его оставить Испанию, чтобы дать отпор другим врагам.

После Эрфуртского свидания Австрией овладела ложная самоуверенность, ускорившая ее решение. В беседах с Меттернихом Талейран выдал этому двору, на который он смотрел как на своего личного союзника, тайну разногласия, возникшего между обоими императорами, причем выразил убеждение, что «Александра уже не удастся вовлечь в войну против Австрии». Тон русской колонии в Вене, кружка интриганов обоего пола, фанатически ненавидевших Францию, подтверждал это мнение. Считая несомненным, что Александр не нападет с тыла и не станет ей поперек дороги, Австрия все более и более увлекалась своими враждебными замыслами. В декабре 1808 года в Вене в принципе решили начать войну; предполагалось перейти в наступление весною 1809 года, и был тайно выработан договор с Англией о субсидиях. Уже теперь усиленные приготовления, передвижения войск, оживленная деятельность австрийской дипломатии, открыто начавшей кампанию, и целый ряд интриг, о которых отовсюду извещали французские агенты, указывали на близость войны.

В то же время Наполеон узнал о факте более странном — об интриге, возникшей в самом Париже, центре его могущества. Талейран и Фуше возобновили игру, которую они начинали каждый раз, когда им казалось, что жизнь или судьба Наполеона подвергается особенной опасности: в этих случаях они начинали изыскивать средства к тому, чтобы самим заместить его или заменить другим лицом или, в случае надобности, ускорить его гибель с целью самим спастись при крушении Империи. В этот раз они спекулировали на возможной гибели Наполеона в Испании от пули фанатика и на опасности новой войны в Германии, которая, как можно было думать, поколеблет и окончательно настроит против него общественное мнение. И они организуют за кулисами новое правительство па смену Наполеону и собираются вывести его на сцену, лишь только обстоятельства позволят это. Во главе правительства, конечно, должны стать они оба, а наверху этого наспех сколоченного строения нужно водрузить Мюрата, как султан на шлем. Меттерних узнал кое-что об этом заговоре и дал знать своему правительству. Перехваченные на почте письма отчасти открыли Наполеону секрет, не осведомив его, однако, о той тайной связи, какая существовала между заговорщиками внутри страны и внешним врагом.

Наполеон почувствовал, что ему необходимо немедленно вернуться в Париж, чтобы личным присутствием упрочить свое положение и в то же время принять меры предосторожности против Австрии. Он сел на коня, во весь опор примчался из Вальядолида в Бургос и отсюда в шесть дней достиг Парияса. 23 января он явился в Париж, точно упав с неба. В знаменитой сцене, которую он 28 января устроил Талейрану, он дал волю своему гневу: он осыпал его оскорблениями и бранью, ставя ему в упрек даже участие в убийстве герцога Энгиенского и в испанской катастрофе. Талейран выдержал грозу с невозмутимым хладнокровием; говорят, после этого свидания он заметил только: «Как жаль, что такой великий человек так дурно воспитан!» На следующий день император велел отнять у Талейрана оберкамергерский ключ и временно удалил его от своей особы, но тем и ограничил наказание; быть может, он боялся слишком взволновать общественное мнение при столь критических обстоятельствах. Следовавшие затем месяцы, т. е. февраль и март, Наполеон, не покидая Парижа, употребил на то, чтобы передвинуть часть своих военных сил к Рейну и Верхнему Дунаю, отрядить Даву к Бамбергу, Удино к Аугсбургу и Массена к Ульму и мобилизовать контингента Рейнского союза, Варшавского герцогства и Италии, словом — по всей линии выставил войска против Австрии. Свою ярость против последней он изливал в неистовых словах: «Какие доводы приводит Австрия? Что ей грозит опасность? Или она в своем образе действий следует басне о волке и ягненке? Любопытно было бы видеть, как она докажет мне, что я ягненок, и как сама будет силиться стать волком». Он грозил, что тотчас пойдет против нее, разорвет ее на части и сотрет в порошок.

Австрийское нападение.Но готовясь вести эту войну со страстностью, с яростью, он все-таки смотрит на нее с отвращением: она ему ненавистна, так как он чувствует, что даже в случае удачного исхода она будет иметь пагубные последствия и повлечет за собою нескончаемые беспокойства. В частности он рисковал из-за нее поссориться с Россией. В случае раздела Австрии Галиция, связанная с Польшей и племенным родством и симпатиями, вероятно, в неодолимом и естественном порыве сольется с Варшавским герцогством; расширение последнего встревожит Россию, которая в этом факте будет склонна видеть начало восстановления Польши, и между обеими империями возникнет спор, с трудом поддающийся разрешению. А в существовании союза с Россией, который едва ли пережил бы новый европейский кризис, Наполеон все еще видел естественное средство предотвратить самый кризис. Достаточно, если бы Александр решился, наконец, повысить тон, заговорить ясно и определенно, открыто объявить себя союзником Франции; тогда иллюзии, которые питала Австрия, рассеялись бы, и она отказалась бы от войны. Наполеон судорожно, неутомимо хватался за мысль обуздать и сдержать Австрию при помощи России.