Эрнест Лависс - Том 3. Время реакции и конситуционные монархии. 1815-1847. Часть первая

Поведение епископов сильно повлияло на бельгийских нотаблей, и они голосовали против конституции. Вильгельм I, возвещая о принятии конституции, с гневом отозвался «о людях, от которых общество вправе ждать примера евангельской терпимости и любви». С этого момента началась открытая война. Умеренные представители духовенства, как, например, Меан (ставший вскоре архиепископом Малинским), присягнули на верность конституции, но другие отказались. Среди последних наиболее известным и наиболее страстным был Морис де Бройль, епископ Гентский. Умный и талантливый вельможа, он был вместе с тем крайне упрям и обладал железной волей. Возведенный в епископский сан по желанию Наполеона, он не побоялся вступить в борьбу с императором в защиту прерогатив св. престола и поплатился за свою оппозицию трехлетним тюремным заключением. Столь же неукротимым он выказал себя в своем мятеже против короля Нидерландского. Он был главным автором изданного в 1815 году Доктринального суждения, где всякая присяга на верность конституции клеймилась как измена важнейшим интересам религии. Затем он начал держать себя по отношению к правительству надменно и вызывающе. Тогда король велел вызвать его в брюссельский уголовный суд, и когда епископ, отрицая свою подсудность светской власти, отказался явиться, суд, по приказанию короля, приговорил его заочно к ссылке (9 октября 1817 г.). Чтобы уклониться от кары, де Бройль бежал во Францию, а правительство, мстя ему, распорядилось повесить плакат с его именем на огромном бревне меж двумя преступниками, выставленными у позорного столба на главной площади Гента в базарный день. Столь резкий образ действий был весьма неблагоразумен и склонил все симпатии на сторону изгнанного епископа. Это обнаружилось в 1821 году во время суда над гентскими генеральными викариями, обвиненными в сношениях со своим епископом и в обнародовании его пастырских посланий: они были оправданы под радостные клики толпы.

Законы о народном образовании.Смерть Мориса де Вройля в изгнании не положила конца конфликту, и законы 1825 года о народном образовании дали бельгийским католикам повод к новому возмущению. Статья 226 основного закона гласила, что «народное образование является предметом постоянных забот правительства». Духовенство очень скоро ополчилось против этой статьи, вручавшей руководство народным просвещением государю-протестанту. Оно сокрушалось по поводу внедрения кальвинистского духа и нидерландского языка в три университета, основанные в 1816 году (Льежский, Лувенский и Гентский), и еще больше взволновалось в 1825 году, когда был поставлен вопрос о реформе среднего и низшего образования. Дело в том, что короля начало беспокоить тайное влияние, которое оказывали иезуиты на среднюю и начальную школу, и он задумал преобразовать эти школы так, чтобы уравновесить это влияние, дать юным бельгийцам преподавателей, свободных от всяких фанатических страстей, и путем реформы богословского образования создать на будущее время более просвещенное и более либеральное духовенство. С этой тройной целью и были составлены указы, изданные в июне, июле и августе 1825 года. Указом 14 июня было воспрещено основывать какие бы то ни было латинские школы, коллежи или атепеи (гимназии) без формального разрешения министерства внутренних дел. Те из существующих школ, которые не утверждены правительством, должны быть закрыты, В то же время, с целью повысить низкий уровень образования духовных лид, должен быть создан при одном из южных университетов философский коллеж. Указ 11 июля запретил принимать в епископские семинарии лиц, не прошедших курса философского коллежа. Наконец, 14 августа король распорядился не допускать ни в гражданскую, ни в церковную службу лиц, прошедших университетский или богословский курс за пределами королевства, ибо, гласил эдикт, можно опасаться, что в иностранных школах молодым людям «внушаются начала, идущие вразрез с нашими национальными учреждениями».

Вслед за установлением этих правил, из которых иные напоминают указы Иосифа II, король приказал закрыть множество школ, особенно те, которые были открыты братьями христианского учения, игнорантинцами или тайными иезуитами в Динане, Намюре, Льеже и Турнэ. Когда в декабре 1826 года бельгийские клерикалы в генеральных штатах ополчились против новых мероприятий короля, правительству удалось привлечь на свою сторону либералов До-транжа и Рейфена. Эти два оратора, которые, впрочем, вскоре перешли в голландский лагерь и приняли звание членов государственного совета, осыпали «скуфейников» едкими сарказмами, и министры ван Маанен, Губо, директор католического культа, и ван Гоббельскрой одержали полную победу. Однако во время этих прений обнаружился тревожный симптом, на который в ту минуту не обратили внимания: один из клерикальных вожаков, Герлах, из других вольностей сделал вывод о свободе преподавания и тем перенес борьбу на такую арену, которая представляла серьезную опасность для правительства.

Конкордат 1827 года.Король, довольный своей победой, решил задобрить бельгийское духовенство некоторыми уступками. Уже два или три года он вел переговоры с римской курией о заключении конкордата, сходного с французским, под сенью которого бельгийские провинции жили с 1801 по 1816 год. Граф Селль, назначенный посланником в Рим, успешно довел до конца это щекотливое дело, и 18 июня 1827 года было заключено соглашение: к пяти епископским кафедрам, уже существовавшим в королевстве, было прибавлено еще три (Брюгге, Амстердам и Буа-ле-Дюк); епископ или архиепископ избирается капитулом по списку, составленному им предварительно, и утверждается папою, причем король вправе вычеркнуть из списка неугодных ему кандидатов. При известии о заключении конкордата бельгийские католики принялись славословить короля Вильгельма, и многие депутаты беспрекословно вотировали бюджет, чтобы выразить королю свою признательность. Но это настроение было недолговечно. Когда папа буллою 17 августа заявил, что преподавание в семинариях должно быть всецело подчинено власти епископов, король в циркуляре губернаторам провинций сделал на этот счет некоторые оговорки, и введение конкордата было отложено. Агитация клерикалов тотчас же возобновилась с удвоенной силой.

В 1828 году многообразные неудобства, с которыми была связана уния между Голландией и Бельгией, стали очевидны для всех. Со всевозможных точек зрения и в самых различных областях жизни между нуждами и желаниями обеих народностей обнаруживался глубочайший контраст. Король Вильгельм не сумел слить оба народа воедино: ублюдочную нацию создать невозможно. Чтобы достигнуть объединения, по крайней мере внешнего, ему пришлось подвести Бельгию под голландский уровень. Он увидел себя вынужденным организовать такое правительство, которое было, по выражению Герлаха, «Голландией в действии». Этот режим с каждым днем становился все ненавистнее и нестерпимее для бельгийцев. Он неминуемо должен был рухнуть в самом скором времени.