Эрнест Лависс - Том 3. Время реакции и конситуционные монархии. 1815-1847. Часть первая

В области избирательной реформы оппозиционеры выдвигали следующие требования: предоставления избирательного права так называемым «талантам», т. е. или гражданам, внесенным в списки присяжных, как предлагал Дюко в 1842 году, или лицам, имеющим ученую степень, нотариусам, офицерам национальной гвардии, городским муниципальным советникам, как того требовали Кремьё в 1845 году, Дюьержье де Горанн в 1847 году, и, кроме того, понижения избирательного ценза до 100 франков. В конце концов те, кого тогда называли радикалами, — Ледрю-Роллен и Араго, — стали домогаться всеобщего избирательного права.

Гизо и Дюшатель отвергали все эти предложения, в том числе и предоставление избирательного права «талантам», хотя эта мера увеличивала избирательный корпус ьсего на 15 000 человек. «Разрешайте очередные задачи, естественно выдвигаемые временем, — говорил Гизо, — и отклоняйте все вопросы, которые легкомысленно и без всякой надобности Стараются вам навязать». По его мнению, во Франции имелось не больше 180 000 человек, «способных разумно и независимо осуществлять политическую власть». Сверх того, ведь надо было только работать и составить себе состояние, чтобы сделаться избирателем. Вошедшее в легенду словечко «Обогащайтесь!», которого Гизо никогда не произносил, по существу совершенно верно выражает его взгляд на избирательную реформу.

Банкеты.С 1847 года оппозиция, в которую входили искренние сторонники династии, потеряв надежду добиться каких-либо уступок от министерства и от палаты, решила вызвать широкое общественное движение. Инициативу кампании в пользу реформы взял на себя член династической оппозиции Одилон Барро, которому помогали в этом деле Тьер, Дювержье де Горанн, Ремюза и др. Республиканцы не замедлили присоединиться к ним. Петиция-монстр будет подписана всей страной на банкетах, где ораторы, главным образом из числа депутатов, должны доказывать необходимость избирательной реформы.

10 > июля 1847 года в Париже, в Шато-Руж, состоялся первый из этих банкетов. 18 июля в Маконе Ламартин подверг резкой критике господствовавший режим и предсказал близость революции. «Если монархия, — сказал он, — обманет те надежды, которые страна в 1830 году из осторожности связывала не столько с сущностью монархии, сколько с ее именем; если она станет окружать себя избирательной аристократией, вместо того чтобы раствориться во всем народе; если она будет принижать нас до позорного растления… то, будьте уверены, эта монархия потонет не в своей крови, как монархия 1789 года, а в ею самой вырытой яме. И после того как вы присутствовали при революциях во имя свободы и контрреволюциях во имя славы, вы увидите революцию возмущенной общественной совести и революцию презрения».

Первый толчок был дан, и вскоре на банкетах, которые начали устраиваться по всей стране, недовольные заговорили не только об избирательной реформе. Как выразился Паньер в Шартре, речь шла о «возобновлении того, что не удалось в июле», — о «замене бесконтрольной и безответственной системы личного управления таким режимом, при котором страна сама распоряжалась бы собственными судьбами». Даже в королевской семье находились лица, сознававшие, что правительство совершило ряд тяжких ошибок и что страна стоит накануне серьезных событий.

«Министров у нас теперь, собственно говоря, нет, — писал принц Жуанвильский герцогу Немурскому 7 ноября 1847 года, — их ответственности фактически не существует: все дела восходят к самому королю. Наше внутреннее состояние незавидно… В области внешней политики мы тоже не блещем. Перед палатами мы появимся в самом отвратительном положения. Во всем этом виноват только король, который совершенно исказил наши конституционные учреждения… Не могу не заглядывать в будущее, и оно меня немножко пугает».

Один герцог Орлеанский способен был бы раскрыть королю глаза на действительное положение вещей. Но, к несчастью для династии, он погиб самым жалким образом, разбившись насмерть во время прогулки в карете 13 июля 1842 года. Широкая популярность, которой он сумел добиться, его известная всем преданность освободительным идеям, надежда на счастливое царствование, — все это могло бы внушить, стране некоторое терпение. Но в перспективе стояли лишь несовершеннолетие будущего монарха и регентство самого непопулярного из принцев королевской семьи — герцога Немурского.

Новые партии. Католическая партия.Во Франции сформировались две новые партии, которым при падении Июльской монархии суждено было оспаривать друг у друга руководящую роль в новом правительстве, а именно — католическая партия и социалистическая партия.

После Июльской революции наступила очень резкая, но непродолжительная антиклерикальная реакция; во всяком случае эти события послужили для духовенства полезным уроком, но крайней мере в рассматриваемый период. Оно в общем поняло невозможность возвращения к прошлому и восстановления клира как привилегированной корпорации, поняло тем легче, что в огромном большинстве своем духовенство пополнялось из народа. Некоторые члены духовного сословия сообразили также, что связывать дело церкви с судьбой какой-нибудь династии и примыкать к какой-либо определенной форме правления было величайшей ошибкой. Они начали приходить к той мысли, что необходимо искать опору в основной стихии государственной жизни, т. е. в народе. А так как народ требовал свободного режима, то и духовенство должно стать либеральным. Вместо того чтобы враждебно выступать против тех принципов, на которых покоилась организация новой Франции, необходимо приспособиться к этим принципам и использовать их с наибольшей выгодой для католической церкви. Вместо привилегий надо требовать от правительства свободы.

Инициатива этой новой тактики принадлежала бывшим легитимистам. Ламеннэ, один из самых ярых защитников абсолютизма, превратившийся в столь же ярого защитника свободы, первый подал сигнал, начав излагать газету Будущее (L'Avenir), первый номер которой вышел в свет 18 октября 1830 года. Главными сотрудниками этой газеты были Монталамбер и Лакордер. Их программа была формулирована Ламеннэ в одном из писем к Монталамберу следующим образом: «Освободить религию от рабского подчинения правитель-яствам… и завоевать вольности, гражданские вольности, конечной целью которых является свобода духа». В области внутренней политики партия требовала отделения церкви от государства и свободы преподавания. В области внешней политики она стремилась к освобождению Бельгии, Польши и Италии. Будущее перестало выходить в 1832 году, после того как папа осудил некоторые излагавшиеся этой газетой учения. Кстати, другой характерной чертой либерально-католической партии был ее полный отказ от галликанских учений и от идеи национальной церкви и откровенное провозглашение ультрамонтанства.