Эрнест Лависс - Том 3. Время реакции и конситуционные монархии. 1815-1847. Часть первая

Виллель.Виллель, будучи в 1816 году мэром Тулузы, даже и не попытался воспрепятствовать кровавым насилиям белого террора в этом городе. Выбранный депутатом, он всегда сидел на скамьях правой, а его положительный ум и выдающиеся деловые способности быстро выдвинули его и сделали одним из лидеров партии ультрароялистов. Прежде всего это был ловкий человек, отличавшийся скорее изворотливостью и хитростью, чем возвышенным характером, и в этом отношении стоявший гораздо ниже Ришелье. Виллель не заслуживал также своей репутации великого министра, так как, способный разбираться в текущих делах и мелких деталях, он был лишен понимания общих идей и не умел заглядывать далеко в будущее. Виллель правил как лидер партии, но не как государственный человек или как настоящий политический деятель, способный возвыситься над интересами данного момента и заботящийся о создании чего-нибудь прочного, чего-нибудь такого, что соответствовало бы истинным чувствам страны и удовлетворяло бы какой-нибудь действительной ее потребности.

О Виллеле говорили, что он умереннее своей партии; но тем не менее, он принял на себя ответственность за законы о печати, о святотатстве, о назначении миллиардного вознаграждения эмигрантам. Товарищи Вилле ля по министерству отличались от него лишь меньшим умом, за исключением, впрочем, Корбьера, который стоял с ним наравне. Это был крестьянин по происхождению и по манерам, грубоватый, честный человек, упрямый и лойяльный бретонец, прямой до резкости, плебей, столь же преданный ультрароялистским идеям, как и его коллега, виконт Матьё Монморанси, первый барон христианского мира [31] Семья Монморанси считалась древнейшей во всей французской аристократии. — Прим. ред. .

Законы о печати.Первые же предложенные министерством законы ясно показывали, в каком духе оно намерено было править. Пейронне внес 2января 1822 года два законопроекта: первый — о проступках, совершаемых путем использования печати, и второй — о надзоре за газетами. Первый законопроект был выработан еще при предшествовавшем министерстве де Серром. Пейронне внес в него лишь некоторые дополнения. Новый закон усиливал наказания (денежный штраф и тюремное заключение), установленные законом 1819 года, и ввел наказания за новые проступки, часто не имевшие никакого отношения к печати, как, например, призывы к возмущению, срывание или разрушение знаков королевской власти, ношение неразрешенных королем эмблем. Самая существенная сторона нового закона заключалась в том, что рассмотрение процессов по делам печати отнято было у суда присяжных и передано судам исправительной полиции. По требованию некоторых депутатов был, кроме того, введен оригинальный пункт, гласящий, что палаты, превращенные в специальный трибунал, сами судят лиц, виновных в их оскорблении.

Дебаты длились с 15 января до 6 февраля. Тщетно ораторы левой и левого центра — одни, руководимые Себастиани, другие — Ройе-Колларом, — боролись против этого законопроекта, оспаривая одну статью за другой. Напрасно де Серр красноречиво защищал компетенцию суда присяжных. Закон был принят 234 голосами против 73. 50 депутатов левой в знак протеста воздержались от голосования.

На следующий день началось обсуждение закона о надзоре за газетами. Доклад был сделан Мартиньяком, незадолго перед тем выбранным в депутаты от департамента Жиронды. Цензура попрежнему оставалась отмененной, но могла быть восстановлена простым указом (только не во время избирательных периодов). Для всякой новой газеты или издания требовалось опять предварительное разрешение. Королевские суды имели право временно приостанавливать или даже совершенно прекращать всякое периодическое издание, стремящееся к нарушению общественного порядка, нападающее на государственную религию или на один из признанных культов, на королевскую власть или на «прочность конституции». Наконец, установлен был новый вид преступления — тенденциозность: преследованию подлежали газеты, поместившие ряд статей, которые, взятые в отдельности, могли показаться невинными, но совокупность которых явно указывала на разрушительные тенденции. Некоторые ораторы указывали на неясность нового закона, но Мартиньяк возразил, что в этом-то и заключается его сила. Ройе-Коллар совершенно верно сформулировал цель авторов этого законопроекта, когда сказал: «Они стремятся поразить в качестве опасного того, кого нельзя преследовать как виновного». Один либеральный депутат, Жирарден, доставил себе коварное удовольствие прочесть, будучи все время прерываем криками правой, речь, являвшуюся резкой критикой законопроекта, и среди всеобщего хохота заявить, что эта речь была произнесена в 1817 году Виллелем. Закон все-таки прошел.

В палате пэров против обоих этих законов высказались граф Бастар, старший президент Лионского суда, Талейран, Барант, Моле, герцог де Бройль и Паскье. «Этот закон, — говорил Моле в речи, получившей самое широкое распространение, — является не ограничением свободы печати, а полным ее уничтожением. Это просто попытка обеспечить в журналистике монополию за одной партией». И расширяя рамки дебатов за пределы данного частного вопроса и переходя к обсуждению общей политики кабинета, Моле показал, что эта политика стремится к установлению такого режима, который хотя с внешней стороны и не противоречит букве хартии, но фактически ведет к ограничению общей свободы в интересах усиления привилегий небольшой кучки. Ришелье, очень редко всходивший на трибуну, потребовал, к величайшему негодованию ультрароялистов, чтобы цензура ни в коем случае не могла быть восстановлена помимо голосования обеих палат. В палате пэров оппозиция имела не больше успеха, чем в палате депутатов. Законы были приняты.

Официальные кандидатуры.Во время частичных выборов в мае 1822 года министерство пустило в ход все имевшиеся в его распоряжении средства, для того чтобы обеспечить успех кандидатам своей партии. Официальный циркуляр вменял чиновникам в обязанность «в пределах своих прав содействовать избранию депутатов, искренно преданных легитимной монархии и учреждениям, дарованным мудростью короля». Журналъ де Деба (Journal des Debate) выражался еще яснее. «Всякий чиновник, — заявляла газета, — должен или уйти в отставку или по мере сил служить тому правительству, которое дает ему работу». Таким образом, за исключением Парижа, где из 12 депутатов выбрано было 10 либералов, выборы закончились так, как этого хотело министерство.

Официальная поддержка оказывалась только самым «чистым из чистых». Теперь уже оказывалось недостаточным быть просто роялистом; министерство боролось с бароном Луи в Париже и с де Серром в Кольмаре и провалило их обоих. Вернулись худшие дни 1816 года. Ультрароялисты яростно накинулись на теплые местечки. Их газеты требовали генеральной чистки административного аппарата. Либералам, говорили они, должны быть закрыты все пути к карьере. Но такое заявление было равносильно объявлению вне общих законов большинства французов. Конгрегация, которую в министерстве представлял Монморанси, предписала возведение аббата Фрейсину, гермополлисского епископа, в специально восстановленное для него звание главы французских учебных заведений (Grand Mattre de TUniversite).