Эрнест Лависс - Том 3. Время реакции и конситуционные монархии. 1815-1847. Часть первая

Заговоры.Подобный режим естественно должен был вызвать целый ряд заговоров. То была эпоха оживленной деятельности Общества карбонариев. Пропаганда велась очень энергично, в особенности среди офицеров, состоявших на половинном окладе, среди унтер-офицеров и солдат. Повсюду подготовлялись военные бунты. Целью этого движения было низвержение династии и установление временного правительства, в состав которого должны были войти Лафайет, де Корсель, Войе д'Аржансон, Кёхлин и Дюпон де л'Эр и которое «снова предоставило бы слово стране». Это была чрезвычайно туманная, но единственно возможная формула, если принять во внимание необычайную пестроту участвовавших в заговорах элементов, среди которых имелись и сторонники герцога Орлеанского, и бонапартисты, и республиканцы.

Все попытки заговорщиков неизменно кончались неудачей. Один из первых заговоров среди учеников Сомюрской школы был обнаружен 22 декабря 1821 года. Бельфорское движение, которым должны были руководить Лафайет и де Корсель, закончилось неудачей 1 января 1822 года. В феврале того же года несколько более успешно выступил генерал Бертон: 22 февраля ему удалось организовать в Туаре повстанческую группу; он двинулся на Сомюр, где к 23-му подготовлялось восстание. Но он не смог проникнуть в город и спасся благодаря содействию сомюрского мэра Мопассана. Новая неудача ждала его в Ла Рошели, где пропаганда была организована 4 сержантами 45-го линейного полка: Бори, Pay, Губеном и Помье. В марте они были арестованы, увезены в Париж, приговорены к смерти и казнены 21 сентября на Гревской площади. Старшему из них было 27 лет. На просьбы о помиловании Людовик XVIII ответил: «Долг выше милосердия». Бертон попался в июне в ловушку, расставленную ему одним унтер-офицером гвардейских карабинеров. Его судили в Пуатье, приговорили к смерти и казнили вместе с тремя соучастниками. Кроме того, было вынесено еще 11 заочных смертных приговоров, а 32 обвиняемых были приговорены к тюремному заключению на сроки от одного до пяти лет. Кольмарский суд присяжных, который не был, без сомнения, так подобран, как жюри в Пуатье, состоявшее исключительно из чиновных людей и кавалеров ордена св. Людовика, оказался более снисходительным по отношению к 23 обвиняемым по бельфорскому делу: только 4 человека были осуждены, да и то лишь на 5 лет тюремного заключения. Тем не менее суровость репрессии запугала карбонариев; 1822 год был особенно богат заговорами, но позднее попытки добиться низвержения Бурбонов посредством военных бунтов более не повторялись.

Война с Испанией.Клерикальная и абсолютистская партии приобретали с каждым днем все большее влияние, и влияние это обнаруживалось не только в области внутренней политики, — оно давало себя чувствовать и в области внешней политики Франции. Влиянием этих партий было вызвано вмешательство Франции в испанские дела, вмешательство, которому король и Виллель лично очень мало сочувствовали. Чувства короля в этом отношении ясно обнаружились при назначении уполномоченных на Веронский конгресс. Он не хотел послать туда только одного министра иностранных дел Монморанси, так как знал, что последний является решительным сторонником войны. В товарищи ему был дан Шатобриан, французский посланник в Лондоне. Выбор этот нельзя пе признать странным, так как и Шатобриан был склонен к политике вмешательства. Но его назначения добивался Виллель, бьиший тогда его другом и желавший иметь на конгрессе человека, которого он считал себе преданным. Виллель взял на себя временное заведывание министерством иностранных дел и в то же время сделался официальным председателем совета министров, которым он фактически руководил с самого момента образования министерства.

Частичные выборы в ноябре 1822 года, на которых чистые роялисты отняли у либералов 30 депутатских мест, сделали вмешательство еще более неизбежным. Правые газеты требовали его самым решительным образом и доходили даже до обвинения Вилле ля в измене. Поддерживаемый королем, Виллель, однако, отказался отозвать из Мадрида французского посланника одновременно с отозванием оттуда послов северных держав. Монморанси подал в отставку, но был заменен Шатобрианом, который тогда еще скрывал свои воинственные убеждения. Но, очутившись в министерстве, он сбросил маску, и Виллель дал себя вовлечь в военную авантюру. Французский посланник был отозван из Мадрида, а тронная речь, произнесенная королем 28 января 1823 года на открытии парламентской сессии, возвещала,' что «сто тысяч французов готовы с именем св. Людовика на устах двинуться в поход для того, чтобы сохранить испанский престол за одним из потомков Генриха IV, спасти это прекрасное королевство от гибели и примирить его с Европой».

При обсуждении ответного адреса в обеих палатах произошла первая стычка: Варант, Дарю, Талейран и генерал Фуа единогласно выразили свое осуждение проектировавшейся войне. Но настоящее сражение началось тогда, когда Виллель одновременно с бюджетом представил законопроект, санкционировавший выпуск займа в сто миллионов «на экстраординарные и настоятельные расходы». Записалось 56 ораторов, желавших принять участие в прениях по докладу Мартиньяка. «Если война, затеянная вами против независимости Испании, справедлива, то в таком случае справедлива была и та война, которую 30 лет тому назад вели против нас иностранцы, — воскликнул Ройе-Коллар. — …И мы напрасно побили австрийцев». Генерал Фуа напомнил, что до сих пор Виллель сам был противником испанской экспедиции. Делессер, Биньон, Себастиани один за другим выступили против выводов доклада, не возбуждая своими речами особенной ярости правой, когда 26 февраля слово было предоставлено Манюэлю.

Исключение Манюэля.Манюэль заметил, что вмешательство Франции в испанские дела под предлогом спасения жизни Фердинанда рискует вызвать катастрофу, подобную той, которую в свое время вызвало во Франции вмешательство иностранцев во французские дела. «Должен ли я говорить о том, — прибавил он, — что опасность, угрожавшая королевскому семейству, усилилась именно с того момента, когда Франция, революционная Франция, почувствовала, что для своей защиты она должна прибегнуть к новым силам, найти источник новой энергии…» Правая не дала ему докончить. Его обвинили в апологии цареубийства, не дали ему возможности объясниться и даже не позволили сформулировать свои объяснения в письменной форме. 27 февраля Л а Вурдоннэ внес предложение об исключении Манюэля, а 1 марта это исключение было вотировано. Ройе-Коллар назвал этот акт государственным переворотом. Манюэль же заявил, что не признает законности принятой против него меры и что уступит только насилию. На следующий день Манюэль явился на заседание в костюме депутата. Введенные в зал национальные гвардейцы отказались поднять на него руку. Тогда позвали жандармов, которые схватили смелого депутата и потащили вниз по ступенькам трибуны. Когда правая воспротивилась чтению протеста, составленного депутатами левой, то последние в числе 60 человек покинули палату и в продолжение всей сессии больше туда не возвращались. Депутаты левого центра продолжали ходить на заседания, но с этого момента воздерживались от всякого участия в голосовании.