Юрий Федосеев - Романовы. Век первый

Итак, осенью 1686 года начались приготовления к первому Крымскому походу. В качестве причин объявления войны значились: желание обезопасить Московское государство от постоянной угрозы татарских набегов, разорений и полонов; воздаяние за прежние обиды и унижения веры православной и людей русских; избавление от постыдной для государей дани, ежегодно выплачиваемой крымскому хану, но не обеспечивающей защиту границ государства. Во главе Русской армии был поставлен фаворит правительницы — неплохой дипломат, но никудышный военачальник — князь Василий Голицын, не имевший к тому же среди своих подчиненных талантливых генералов и полковников.

В начале мая 1687 года 60-тысячное русское войско, построенное в каре (один километр по фронту и два километра в глубину), со скоростью 10 километров в день начало движение на юг из места своего сосредоточения на реке Мерло. Оно проследовало мимо Полтавы, переправилось через реку Орель. Во время переправы через Самару к войску Голицына присоединилось до 50 тысяч малороссийских казаков во главе с гетманом Самойловичем. 13 июня уже 100-тысячная армия переправилась через очередную водную преграду, реку Конские Воды, и расположилась лагерем. Тут-то и выяснилось, что впереди у них непреодолимая преграда в виде выжженной степи в глубину на двести километров. Военный совет решил было продолжить поход, но два последующих дня показали всю тщетность этой попытки, и Голицын отдал приказ повернуть назад. Неудачу похода не скрасили даже две тактические победы, одержанные донскими казаками у реки Овечьи Воды и запорожцами в урочище Кызы-Кермень.

Как ни странно, но у этого бездарного похода были два положительных результата: первый — строительство в устье реки Самары Новобогородской крепости, ставшей опорным пунктом второго Крымского похода; второй — отвлечение на себя сил Крымского ханства, что ослабило турецкую армию и позволило коалиционным силам Австрии, Польши и Венеции вести успешные боевые действия в Венгрии, Далмации, Морее, что в конечном итоге привело к «турецкой смуте» и свержению султана Магомета IV.

Тем не менее в глазах россиян Крымский поход выглядел неудачным. В России же за неудачи всегда положено было назначать виноватых. Но фаворит не мог быть виноватым по определению, поэтому «козла отпущения» нужно было искать на стороне, и он нашелся в лице гетмана Самойловича, которого обвинили в том, что степь сожгли не татары, а запорожские казаки, по каким-то причинам не желавшие поражения крымчаков. Не исключалось и личное участие в этом самого гетмана. Слух был запущен, а тут подоспела и челобитная от его подчиненных. В ней Самойлович, этот последовательный проводник царской политики в Малороссии на протяжении пятнадцати лет, но не без греха по части честолюбия и корыстолюбия, обвинялся в симпатиях к татарам и полякам, крамольных речах против московского правительства, чрезмерном самовозвеличивании и чуть ли не в сепаратизме. Вменялось ему и расхищение казны, и вымогательство взяток за назначения на те или иные должности. Но в доносе не было ни обвинений в поджоге, ни доказательств причастности гетмана к организации степных пожаров. И все же доносу был дан ход. Через некоторое время из Москвы поступило разрешение на отстранение Самойловича от власти. Он был арестован, допрошен, и опять никаких доказательств его измены: одни обвинения в чрезмерной гордости и мздоимстве. Чтобы казацкая вольница по своему обыкновению не учинила над теперь уже бывшим гетманом самосуда, его под надежным конвоем отправили в Орел, а потом и в Тобольск, где он через три года умрет.

Новым гетманом, с согласия князя Голицына, на казачьем кругу, в котором принимало участие лишь две тысячи казаков, был избран бывший комнатный дворянин польского короля Яна II Казимира, бывший генеральный писарь гетмана Правобережья Дорошенко, перешедший на службу московскому царю и дослужившийся при Самойловиче до звания генерального есаула (второе лицо после гетмана), — Мазепа. Злые языки говорили, что за свое избрание Мазепа заплатил князю Голицыну десять тысяч рублей.

Вопреки здравому смыслу и общественному мнению, Голицын по возвращении в Москву с подачи царевны Софьи был встречен как победитель «агарян» и изобличитель «изменников». Награды на него сыпались словно из рога изобилия, а его влияние на внутреннюю политику государства росло день ото дня.

Однако неудача Голицына в первом Крымском походе имела и еще одно крайне негативное последствие, но теперь уже для самой царевны. Она спала и видела себя на царском троне. Блистательная победа над крымским ханом дала бы ей славу освободительницы от «басурман» и возможность самой венчаться на царство. Но военный конфуз фаворита делал несбыточной ее мечту, следовательно, чтобы достигнуть желаемого, нужно было до достижения Петром совершеннолетнего возраста еще раз повторить эту попытку.

Тем временем обстановка на европейском театре военных действий менялась совершенно непредсказуемым образом. Победа австрийских и венецианских войск в Венгрии и Морее вылилась в принудительные действия по отношению к православным, проживавшим в освобождаемых от турок городах. Их церкви по воле победителей стали передаваться в распоряжение униатов или превращаться в костелы. Православные иерархи в лице бывшего патриарха Константинопольского Дионисия и нареченного патриарха Сербского Арсения, а также валахский господарь Щербан Кантакузин возопили к московским царям, призывая их спасти православных христиан от ослабевших «бусурман» и избавить их от нашествия «папежников». В своих призывных грамотах они обещали, что как только русские поднимутся на турок, то к ним присоединятся валахи, сербы, болгары, молдаване численностью не менее 300 000 человек и победа над Константинополем будет обеспечена.

Но в Москве думали сначала расправиться с крымским ханом и только потом начать наступление на дунайские владения турецкого султана. В сентябре 1688 года ратным людям было объявлено о новом походе на Крым и сборе на военные нужды «десятой деньги» с посадских и торговых людей, а в феврале следующего года 112-тысячное русское войско во главе с Голицыным двигалось по степи. Теперь им мешали не выжженная степь, а снег, стужа, грязь. В районе Ахтырки к московским полкам присоединился гетман Мазепа со своими запорожцами. Теперь степь запалили уже русские, но с таким расчетом, чтобы к подходу своих основных сил успела подняться новая трава. В середине мая произошла встреча с татарскими ордами, которые попытались стремительной атакой внести замешательство в ряды наступающих, но пушки рассеяли их по степи.

На том военные действия, по существу, и закончились: хан сидел в Крыму, а Голицын с огромным войском, но без воды стоял перед перекопскими укреплениями. Не решаясь на штурм, но надеясь, что хан испугается нашествия и согласится на выгодные для русских условия, Голицын затеял было переговоры. Впрочем, хан, видя бедственное положение армии противника, предусмотрительно уклонился от них. Голицыну же больше ничего не оставалось делать, как отступить восвояси. Бездарный с военной точки зрения поход и на этот раз помог австро-польско-венецианской коалиции тем, что сковал силы крымских татар и они не смогли оказать помощь турецким войскам, теснимым на европейском театре военных действий.