Владимир Семанов - Из жизни императрицы Цыси. 1835–1908

Однажды, когда Чу Ин прогуливалась среди пионов, император увидел ее очаровательное личико, ее крохотные ножки, мелькавшие в цветах, и остолбенел. Он махнул рукой стражникам, а те уже знали смысл этого жеста и сразу удалились. Его величество осчастливил Чу Ин, хотя она лишь подчинялась силе и с горечью думала о том, что как бы чиста ни была девушка, ей трудно сохранить свою чистоту во дворце. Тем не менее император вызывал ее к себе еще несколько раз, и вскоре Чу Ин почувствовала, что она беременна.

Теперь она уже не интересовала монарха (ведь сына китаянки даже нельзя было сделать наследником), но очень заинтересовала ревнивую Орхидею. Сперва она хотела замучить и утопить Чу Ин, подобно многим другим, а затем, поразмыслив, спрятала ее у себя в доме и притворилась беременной сама. Чтобы никто не раскрыл ее обмана, Орхидея не только сделала себе фальшивый живот, как две капли воды похожий на настоящий, но и нарядила Чу Ин в маньчжурское платье, разбинтовала ей ноги и заставила ее прислуживать в самых дальних комнатах. Когда Чу Ин родила, Орхидея тут же убила ее, вымазалась кровью, изобразив счастливую мать, и взяла ребенку кормилицу, которая ничего не знала о его происхождении».

Эту версию разделяют очень многие авторы (за исключением Юй Жунлин, которая считает, будто Тунчжи был сыном Цыси). Например, Коллис, основываясь на китайских материалах, утверждает, что и Сяньфэн и его наложница были бесплодны из-за перенесенной ими венерической болезни [16] Против этого варианта решительно возражает Хасси, ссылаясь на то, что многие наложницы Сяньфэна дожили до глубокой старости. Но достаточно ли убедителен этот аргумент с медицинской точки зрения? ; кроме того, если бы Орхидея действительно сама родила Тунчжи, она вряд ли впоследствии умертвила бы своего единственного ребенка — такое злодейство не очень естественно даже для людей, подобных Цыси. Исходя из этой версии, драматург показывает, как наложница присвоила себе чужого мальчика, выдала его за законного наследника престола, а потом убила его мать. Нарисовано все это лучше, чем в романе Сюй Сяотяня, где изображение во многом подменено объяснением. Коллис же не скупится на эмоциональные детали: смертельно запугав придворного врача, Орхидея выдает себя за роженицу и ловко убеждает императора, будто мальчик похож на него; мать ребенка просит хотя бы в последний раз показать ей сына, клянется молчать, но Орхидея неумолима.

Характерно, что Коллис не акцентирует внимания на национальности настоящей матери, а Сюй Сяотянь называет ее китаянкой. Может быть, это и правда, однако возможен и другой вариант: перед нами антиманьчжурская легенда. Холдейн считает совсем невероятным, чтобы Орхидея взяла ребенка у китаянки: «известно, как ревностно маньчжуры блюли свою национальную чистоту». Это слишком слабое опровержение; судя по характеру Цыси, она могла решиться и на более опасный шаг ради того чтобы стать матерью наследника. И потом: разве так уж важно, китаянку она умертвила или маньчжурку?

Подобный вопрос считался очень существенным лишь на рубеже XIX—XX веков, в условиях обострившихся маньчжуро-китайских отношений. Некоторые тогдашние авторы признавали Цыси матерью Тунчжи, но считали, что она родила его не от Сяньфэна, а от офицера дворцовой стражи Жун Лу, и на этом основании усиливали свои нападки на маньчжурский двор. Такую версию поддерживают Бак и Холдейн, напоминающие о том, что во время зачатия Тунчжи император Сяньфэн был уже наполовину парализован. В общем, с какой стороны ни подойти, Цыси оказывается виновной либо в убийстве, либо в крупном обмане. И это только один из первых шагов в ее придворной карьере.

Естественно, что меня в данном случае интересует не столько происхождение императора Тунчжи и даже не столько манера поведения молодой Цыси, сколько та атмосфера, в которой могли успешно процветать безнравственность, жестокость и интриганство.

В 1860 году, во время второй «опиумной» войны, когда англо-французская армия вторглась в Пекин, Сяньфэн вместе с императрицей, Цыси и наследником бежали в одну из деревушек провинции Жэхэ. Через год Сяньфэн умер там, будто бы от болезни, но какой — никто не знает. В «Сказании о тринадцати маньчжурских императорах» подчеркивается, что эту болезнь усугубила Цыси:

«Весной император с наложницами часто пил вино и катался на так называемых драконовых лодках. Сяньфэн чувствовал себя еще не совсем здоровым, однако решился сесть в специальную расписную лодку, и служанки, стоявшие на берегу пруда, разом закричали: "Счастливого причала!“. По обычаю, они должны были кричать это до тех пор, пока лодка повелителя не пристанет к берегу, иначе может случиться беда. Поверье забавное, но разрешавшее вволю пошуметь, чем с радостью воспользовался и малолетний наследник. Драгоценная наложница Орхидея, захватив наиболее близких себе наложниц, села в другую расписную лодку и тут обнаружила рядом с ней маленькую лодочку, в каких она каталась еще на юге. Вспомнив былое, Орхидея перепрыгнула в лодочку, взялась за весло и поплыла.

— О, как интересно! — воскликнул увидевший это Сяньфэн. — Я тоже хочу с тобой покататься.

Орхидея причалила к его лодке, император встал на борт, шагнул, но так неловко, что лодочка начала отходить в сторону. Ослабевшие от болезни ноги не выдержали, разъехались, и монарх упал в пруд.

— Спасите! — завизжали все служанки.

Императрица, сидевшая в каюте, испуганно выбежала. Пруд, на счастье, оказался мелким, и его величество погрузился только по плечи. Семь или восемь евнухов бросились в воду и, вытащив повелителя, отнесли его в первую попавшуюся беседку, где ему срочно сменили платье. А неосторожную драгоценную наложницу императрица приказала отправить в заточение.

После этого Сяньфэн снова заболел. Императрица ухаживала за ним днем и ночью, и только глубокой осенью он поправился».

При тех методах лечения, которые применялись в китайских дворцах, даже обыкновенная простуда могла привести к смертельному исходу. И дело тут не в низком уровне китайской медицины, а в церемониях и ограничениях. Придворные врачи должны были во всем руководствоваться старинной книгой «Высочайше утвержденное златое зерцало врачевания монархов». Спорить с ней запрещалось. На следующий день после первого посещения врачу полагалось вновь осмотреть больного и обязательно прописать ему новое лекарство, но не слишком отличающееся от прежнего. Главное было сделать все «по правилам», выписать два-три рецепта, и на этом лечение, в сущности, кончалось.

В эпизоде с лодкой поведение Орхидеи нарисовано просто как неосмотрительное, хотя оно могло быть и сознательным. А многие авторы прямо утверждают, что Цыси убила Сяньфэна, чтобы стать регентшей при своем сыне (?) Тунчжи. По мнению Ле Су, наложница отравила монарха стрихнином, по версии Сюй Сяотяня — «лишь» поощряла его в курении опиума, а Коллис и Холдейн предполагают, что она использовала для отравления посредников. Даже Блэнд и Бэкхауз, нередко вступающиеся за Цыси, замечают, что смерть Сяньфэна явно была ускорена.