Л. Доброхотов - Горбачев - Ельцин: 1500 дней политического противостояния

Нет большого греха в строительстве ведомственных дач, санаториев, баз отдыха — что ж, есть деньги, стройте на здоровье. Но должна быть мера. Мера. Когда она переступается, то вместо блага превращается в вопиющую несправедливость. Когда в каком-то городе еще стоят бараки и тут же по соседству возводится роскошная вилла для начальника, здесь трудно отыскать и намек на справедливость.

У нас есть слои населения, между которыми нет сбалансированности в заработной плате. Один трудится больше, но получает меньше, другой же живет на «дотации» государства. Это, я считаю, несправедливо. Если у нас в обществе чего-то не хватает, то нужно, чтобы это почувствовали все. Руководитель агропрома, которому на дом привозят изысканные продукты, никогда грудью не пойдет на борьбу за Продовольственную программу. Для него она уже давно решена. Социальная справедливость — это отнюдь не утопия, как некоторые пытаются ее представить. Если она не будет торжествовать, это рано или поздно вызовет у народа недовольство. Недоверие к партии, Советской власти. К социализму вообще. А мы, коммунисты, кому служим? Народу, но никак не наоборот.

— Ваш сторонник сказал на конференции, что Ельцин жесткий, даже жестокий человек. Но если действительно так, то не могут ли быть перечеркнуты все ваши благие намерения этой чертой вашего характера?

— Не могу объяснить, почему он так сказал. В словаре Ожегова слово «жесткий» трактуется так: суровый, грубоватый, резкий. Жестокость — это крайне суровый, безжалостный, беспощадный человек. Какое из этих определений мне больше всего подходит — судить не мне. Пусть об этом судят мои бывшие и настоящие коллеги. Жесткий я или жестокий. Произнесенное слово воспринимается разными людьми по-разному. Для человека обидчивого, сверхчувствительного важен даже оттенок, интонация, по которым он уже может «вынести приговор» произносившему это слово. Амбициозный, спесивый человек на любое замечание может реагировать резко отрицательно, даже агрессивно. Работник, которого уличили в лени, безответственности, сутяжничестве и прямо сказали ему об этом, может назвать вас жестким и даже злодеем. В данный момент он вас по-другому и не воспринимает. Но я никогда не забывал и о другом: чтобы требовать от людей, нужно с двойной мерой требовательности подходить к себе. Да, когда я был первым секретарем Московской парторганизации, я работал с 8 утра и до 24 часов. И требовал полной отдачи от других. Многим это было не под силу, некоторые стали роптать и обвинять меня в жестокости. Но я считал и считаю, что в период перестройки без самопожертвования не обойтись. И в этом смысле я могу признать себя в какой-то мере жестким, даже, скорее, чрезмерно требовательным, но никак не жестоким. Для безответственного работника обыкновенная требовательность иногда превращается в необыкновенную жестокость.

— В контексте вышесказанного напрашивается и такой вопрос: правда ли, как об этом было заявлено на партконференции, что один из секретарей райкома партии из-за вашего к нему отношения покончил жизнь самоубийством?

— Этот человек уже давно не работал в райкоме партии. Когда с ним случилось это несчастье, он служил в одном из министерств. Расследование факта смерти показало, что она никак не связана с освобождением его от должности секретаря райкома.

(…) Конференция продемонстрировала огромное стремление коммунистов, всего народа к последовательному продвижению перестройки, приданию ей необратимости, энергичному решению практических вопросов на всех направлениях внутренней и внешней политики.

Вместе с тем она показала, что в обществе еще далеко не преодолены консервативные настроения, ностальгия по прошлому, попытки посеять сомнения, изобразить перестройку не как историческое созидание, а чуть ли не как общественную дестабилизацию. Этого тоже нельзя не учитывать, если мы хотим оставаться реалистами в политике.

Делегаты конференции предъявили строгий счет тем партийным комитетам, которые еще медленно меняют стиль и методы своей деятельности, во многих случаях не проявляют готовности и умения работать в условиях открытости, вести дискуссии, аргументировать, убеждать людей, по-большевистски воспринимать критику, как тому учил В. И. Ленин.

Некоторых просто пугает подъем энергии людей, их проснувшаяся общественно-политическая активность. На словах они за перестройку — но с карманной демократией; за гласность — но с дозированной критикой; за обновление — но чтобы лично для них все оставалось привычным, по-старому. С большим трудом идет борьба с иждивенчеством. Отсутствует требовательный спрос с конкретных людей за конкретное дело.

Делегаты убедительно показали, что механизм торможения хотя и надломлен, но во многом еще сохраняет свою силу. Конференция помогла лучше разобраться в том, где и как старые структуры и методы стоят на пути нового, мешают ему, не дают развернуться. Но она также показала, что многие сдерживающие перестройку факторы берут свое начало в недостаточной продуманности некоторых предпринимаемых шагов, некомпетентности, других субъективных причинах. Все это, вместе взятое, дает нам правдивую картину того, чего мы достигли уже на этом этапе перестройки, а что еще только предстоит решить, причем безотлагательно.

В конечном итоге, товарищи, — и это очень важно для Центрального Комитета — конференция прибавила всем нам реализма в оценке хода перестройки. Она продемонстрировала решимость общества идти вперед, преодолевая консерватизм и торможение. Одновременно она высказалась против всяких псевдореволюционных, оторванных от жизни лозунгов, максималистских требований и утопических попыток все перестроить одним махом.

(…) Мы проходим, прямо надо сказать, товарищи, великую школу. Учимся жить и работать по-новому, даже строить свои отношения по-новому. Мы должны обязательно выдержать, справиться с большими нагрузками нынешнего этапа перестройки. Это относится и к кадрам, и ко всем трудовым коллективам.

Об этом я говорю еще и потому, что в такое ответственное, переломное время стали раздаваться голоса об угрозе перестройке. Кое-кто, не понимая всей сложности нынешних проблем, призывает одним махом разделаться с ними. Что можно сказать по этому поводу? Все это очень далеко от серьезной политики, от реальной жизни и опасно для дела. И какими бы мотивами сторонники таких подходов ни руководствовались, их взгляды в силу названных причин неприемлемы и должны быть отвергнуты. Но с такой же решительностью должны быть отвергнуты и взгляды тех, кого пугают активизация политических процессов, демократизация общества, реформирование экономики, кооперация со всеми ее проблемами, процесс оздоровления духовной и нравственной жизни, осмысление нашей истории и так далее, кто усматривает во всей этой новизне, которую несет с собой перестройка, чуть ли не угрозу социализму.