Эжен-Эмануэль Виолле-ле-Дюк - Жизнь и развлечения а средние века

Рис. 13

Автор рукописи говорит также и о внешнем виде аланов. Сложением эти животные напоминают т. н. датских догов. Что до гончих, то их изображают короткомордыми, с длинными ушами, сильными лопатками и мохнатым хвостом. На собак-аланов надевались ошейник и намордник (рис. 12).

Рогатины (С — рис. 1), которыми вооружены охотники (по рукописи Гастона Феба) [10*], имеют деревянное перекрестье (с), которое держится на древке с помощью перекрещивающихся веревок. Когда охотники били этим оружием кабана между лопаток, требовалось предохранять руку от ударов защищающегося животного. 81 81 Перекрестье служило ограничителем, препятствующим глубокому проникновению оружия в тело зверя (прим. ред.).

В «Книге о короле Модусе» [13*] можно видеть конного охотника с мечом в руке, ожидающего нападения вепря ( рис. 13). Охотник одет в очень узкое светло-пурпурное сюрко и красные штаны. Красная шапка надета на зеленое покрывало, прикрывающее затылок; на боку висит белый рог.

Благородные дамы не отказывали себе в следовании за охотниками. Но для них обычной была травля зайца, на крупных зверей они охотились редко. Излюбленным видом дамской охоты, как мы увидим позже, была охота с ловчими птицами. Одежда, которую с XIV в. носили дамы во время псовой охоты, была очень закрытой. Обычно женщины по-мужски сидели в седле, сильно согнув ноги из-за коротких стремян. На пластине из слоновой кости (первая половина XIV в.) с рамки для зеркала из коллекции V. Маскелла представлена экипированная таким образом дама в сопровождении юноши, во время охоты на зайца (рис. 14). Поверх котты на ней широкий пелисон без рукавов, хорошо закрывающий плечи и предплечья. Пелисон ниспадал, закрывая ступни ног, и имел разрезы внизу — спереди и сзади. Наездница одета в покрывало с барбеттой, поверх которого на ней небольшая шляпа с козырьком. В правой руке она держит треххвостую плеть. Чепрак седла с каждой стороны заканчивается шестью ремешками-подвесками — «сеткой от мух».

В XIV и XV вв. богатые дворяне стремились сделать охоту настолько роскошной, насколько могли. Правитель Милана Бернабо Висконти (ум. 1395 г.) имел свору в пять тысяч собак для охоты на кабана, Этот вельможа приказывал карать смертью крестьян, изобличенных в убийстве хоть одного из диких животных. Историк Кампо говорит об этом: «Я не хочу обходить молчанием жестокость Бернабо и то, как он приговаривал к высшей мере бедных крестьян, поймавших или убивших какого-нибудь кабана. Когда монахи ордена святого Франциска упрекнули его за это, он приказал их убить» [12 а]. Этот вельможа не выдавал своим управляющим жалованья, пока они не докажут, что казнили какого-нибудь браконьера. Чтобы охарактеризовать его, достаточно одного штриха. Встретив на мосту через реку Ламбро в Меленьяно двоих посланцев от папы Иннокентия VI (1352—1356) с письмами, от которых он не ждал ничего хорошего, он с видимым участием поинтересовался, не хотят ли посланцы после столь долгого пути есть или пить. Послы, по лицу вельможи догадавшись, что в вопросе таится некий подвох и что, если они захотят пить, — имеют шанс напиться из реки, сказали только о голоде, который их томил. Бернабо предоставил им выбор: быть брошенными под мост или проглотить папские письма. Послы выбрали второе и проглотили письма со свинцовыми печатями.

Король Карл VI издал в 1396 г. ордонанс, подписанный в Париже, которым запрещалось заниматься охотой всем лицам неблагородного происхождения. Охотничий двор его брата Людовика, герцога Орлеанского, состоял из «одного обер-егермейстера (maître veneur); десяти пажей по псарне, двое из которых особо состояли при борзых; девяти псарей и двух бедных слуг, каковые не имели никакого жалования и спали по ночам вместе с собаками». Эти слуги получали только одежду. «Свора насчитывала девяносто девять гончих собак, девять ищеек и тридцать две борзые собаки по оленю, не считая собак на кабана, а также комнатных борзых и сторожевых его высочества» [14]. Собаки были предметом особой заботы — их отправляли в паломничество, им посвящались мессы.

Фруассар пишет [34. L. 1. Ch. CXXI], что Эдуард III, находясь в 1359 г. во Франции со своей армией (король Иоанн в это время был в плену), имел в своей свите «тридцать сокольников конных, птицами нагруженных, да добрых шестьдесят пар собак крепких и столько же борзых, с каковыми каждый день ходил на охоту».

Герцоги Бургундские обладали самыми многочисленными охотничьими дворами: «Шестеро пажей псарных при гончих, шестеро при борзых; двенадцать младших пажей псарных, шестеро управляющих псарями; шестеро псарей при борзых, двенадцать псарей при гончих, шестеро псарей при спаниелях, шестеро при малых собаках, шестеро при английских и артуаских собаках» [17. Р, 222, а также: 59. Т. 3; 65. Т. 1. sect. 3].

Рис. 14

На псовых охотах владелицы замков оказывались случайно, — предоставляя мужчинам удовольствие погони за «черным зверем», они со всей страстью отдавались охоте с ловчими птицами, и, действительно, эта охота была одним из самых приятных занятий, какие можно вообразить. В «Книге о короле Модусе» подробно описываются и приемы такой охоты, и способы выращивания и обучения птиц, и уход за ними. Прежде всего приведены три условия, которым должен удовлетворять хороший охотник. «Первое — очень любить их (птиц), второе — быть любимым ими, третье — чтобы охота была его настоящей страстью».

Феодальная знать в XII, XIII и XIV вв. так любила соколиную охоту, что тратила на нее значительные суммы, иногда даже разоряясь из-за этой страсти. Но прежде чем привести некоторые подробности, относящиеся к охоте с ловчими птицами, и вернуться к нашей теме, рассмотрим отрывок из «Книги о короле Модусе», ярко характеризующий нравы землевладельцев XIII—XIV вв. Эта часть книги озаглавлена: «Ниже указано суждение о собаках и птицах и которые суть прекраснее». Глава построена как спор между двумя дамами, в котором выясняется, какая из двух охот занятней — с собаками или с птицами.

Спор начинается со встречи на исходе дня двух групп из дам и рыцарей, возвращающихся после удачной охоты: одни — приверженцы соколиной охоты, другие — псовой; одним удалось добыть крупного оленя, другим — много куропаток.

Обе партии возглавляют две знатные дамы — владелицы замков, они счастливы видеть друг друга. Они едут на конях рядом, и дама с соколиной охоты говорит подруге: «Вы, должно быть, устали; а вот мы добыли в полете много куропаток, ничуть не утомившись; не могу себе представить иного подобного удовольствия. Не приятнее ли следить за полетом птицы, чем до изнеможения гнаться за зверем, бегущим перед вами?» Любительница псовой охоты возражает: «Однако, разве не прекрасно следовать по лесу за гончими, обгоняя их, когда травишь зверя ? Крестьянская пословица гласит: ”В соколиной охоте прибыли почти что нет“. Сокольник гонится за своим соколом, и нет ему передышки...» Первая, чувствуя, что ей удалось задеть соперницу, предлагает: «Оставим эту тему, мы обсудим ее позже на досуге; будем благоразумны и этой ночью подумаем, как защитить свое мнение».