Николай Коняев - Трагедия ленинской гвардии, или правда о вождях октября

Ведь, как это видно по делам ПЧК за первую половину 1918 года, сионистам Урицкий не мешал…

Более того…

Он внимательно прислушивался ко всем распоряжениям Сионисткой организации в России, и если и нарушал ее инструкции, то только в крайнем случае. А, нарушив, старался сделать вид, что не имеет к этому нарушению никакого отношения или же совершил это нарушение по незнанию.

Вспомните, сколько изобретательности проявил Урицкий, чтобы, невзирая на многочисленные просьбы ответственных партийных, чекистских и наркомовских работников, все-таки так и не дать арестованному «черносотенцу» Филиппову возможности объяснить, что он еврей…

Так что и тут мимо… Мимо…

Не выдерживает критики и официальная версия.

Рассказывая о «заговоре» в Михайловском артиллерийском училище, мы говорили, что, отправляя курсантов на расстрел, Моисей Соломонович Урицкий сопроводил их собственноручно написанным постановлением, в котором было сказано, что он, Урицкий, отказался от участия в голосовании по расстрелу Владимира Борисовича Перельцвейга.

Значит, и мстить Леониду за расстрел Владимира Борисовича Перельцвейга следовало не Моисею Соломоновичу Урицкому, а кому-то другому.

Предвижу возражение, дескать, Каннегисер мог и не знать об этом постановлении.

Ну, а как же свидетельства о загадочных телефонных переговорах Леонида Каннегисера с Урицким, как же посещение Каннегисером Урицкого на Гороховой?

«О том, что на него готовится покушение, знал сам товарищ Урицкий, — писал в своих «мемуарах», опубликованных в «Петроградской правде» в январе 1919 года, председатель ПЧК Н.К Антипов. — Его неоднократно предупреждали и определенно указывали на Каннегисера, но товарищ Урицкий слишком скептически относился к этому. О Каннегисере он знал хорошо».

И самое главное…

Если не для Каннегисера, то для кого же другого написал Урицкий свое столь необычное постановление?

К чему было идти на такую бюрократическую уловку в Чрезвычайной комиссии, где постановления на расстрелы оформлялись недели, а иногда и месяцы спустя после расстрелов?

Разбирая версии, которые выдвигали родственники Каннегисера, «любимцы партии» и чекисты, надо сказать, что психологическую основу поступка Леонида с большей или меньшей глубиной стремились постигнуть и белоэмигранты из числа лиц, близких Леониду Каннегисеру по своему воспитанию и положению в дореволюционном обществе.

Так получилось, что в первом томе «Литературы русского зарубежья» рядом с очерком Марка Алданова, рассуждающего о чувстве еврея, «желавшего перед русским народом, перед историей противопоставить свое имя именам Урицких и Зиновьевых», помещена повесть Марины Цветаевой «Вольный поезд» {357} 357 Марина Цветаева. Вольный поезд // Литература русского зарубежья. Антология в шести томах. т. 1. Кн. 1. с. 88–89. , герои которой тоже обсуждают ту же тему.

«Левит: — Это пережитки буржуазного строя. Ваши колокола мы перельем на памятники.

Я: — Марксу.

Острый взгляд: — Вот именно.

Я: — И убиенному Урицкому. Я, кстати, знала его убийцу {358} 358 Марина Цветаева действительно, бывала у Каннегисеров. В очерке «Нездешний вечер», вспоминая о поездке в Петроград, предпочла вспомнить не разрыв со своей «пылкой сестрой» Софией Парнок, а литературный вечер в доме кораблестроителя Акима Каннегисера, где читала свои стихи блестящему собранию литераторов. .

(Подскок. — Выдерживаю паузу.)

…Как же, — вместе в песок играли: Каннегисер Леонид.

— Поздравляю вас, товарищ, с такими играми!

Я, досказывая: — Еврей.

Левит, вскипая: — Ну, это к делу не относится!

Теща, не поняв: — Кого жиды убили?

Я: — Урицкого, начальника петербургской чрезвычайки.

Теща: — И-ишь. А что, он тоже из жидов был?

Я: — Еврей. Из хорошей семьи.

Теща: — Ну, значит, свои повздорили. Впрочем, это между жидами редкость, у них это, наоборот, один другого покрывает, кум обжегся — сват дует, ей-богу!

Левит ко мне: — Ну и что же, товарищ, дальше?

Я: — А дальше покушение на Ленина. Тоже еврейка (обращаясь к хозяину, любезно) — ваша однофамилица: Каплан.

Левит, перехватывая ответ Каплана: — И что же вы этим хотите доказать?

Я: — Что евреи, как русские, разные бывают».

То, что сама идея убийства евреем еврея носилась тогда в воздухе, подтверждается и тем, что на роль исполнительницы теракта на заводе Михельсона была выбрана полуслепая еврейка Фанни Каплан.

И, конечно, соблазнительно объяснить это попыткой реабилитировать хоть таким образом столь замаравшее себя в большевизме еврейство. Но, бесспорно, и это объяснение может быть принято только предельно политизированным сознанием…

Размышляя сейчас, почти столетие спустя, о том, что толкнула Леонида Каннегисера на убийство Моисея Соломоновича Урицкого, нам представляется, что все те мотивы, которые выдвигали родственники, друзья и чекисты, имели место, но они существовали не изолированно, а одновременно и как бы дополняя друг друга…

Думается, что, узнав об арестах в Михайловском училище, Каннегисер позвонил М. С. Урицкому.

«Не сомневаюсь, — свидетельствует и Марк Алданов, — ибо я знал Леонида Каннегисера. Это был его стиль».

Может быть, Леонид попал на пьяного Моисея Соломоновича, может быть, Урицкий просто опешил от такой наглости (а звонок Леонида в ЧК несомненно был наглостью!), но что-то он сказал, что Каннегисер мог истолковать как обещание исполнить его просьбу и смягчить участь курсантов…

Это в принципе и не важно.

Как мы знаем, Моисей Соломонович Урицкий человеком был очень добрым и, отправляя человека в тюрьму или на расстрел, любил, издеваясь над несчастным, пообещать в ближайшее время отпустить его на свободу.

И понятно потрясение, которое испытал Леонид, прочитав о расстреле…

Каннегисер, некогда исполнявший в Михайловском училище обязанности председателя юнкеров-социалистов Петроградского военного округа, скорее всего знал не только Перельцвейга, но и расстрелянных курсантов.

И конечно, он сильно переживал по поводу горестной судьбы товарищей.

Но страшнее этих переживаний для Леонида Каннегисера было осознание, что и он — Бог знает, кем только Леонид Каннегисер не воображал себя в романтических мечтаниях! — мог попасть в такую же ситуацию. Точно так же, как Владимир Перельцвейг, мог и он заманить на смерть мальчишек, и — это самое ужасное! — от него точно так же, как от Перельцвейга, отказались бы те, кто руководил им.

И тут уже не только сама смерть пугала, а и то, что он — такой единственный! — мог оказаться простой пешкой в руках других людей.

Наверное, Леонид с кем-то связывался после 21 августа, кому-то из влиятельных шекеледателей высказывал свое возмущение.