Николай Коняев - Трагедия ленинской гвардии, или правда о вождях октября

Эти слова были условным знаком.

— Угодно знать? — переспросил Блюмкин и, вскочив на ноги, принялся в упор стрелять в немцев.

Доктор Рицлер и адъютант Миллер упали на пол, а граф Мирбах выбежал было в соседний зал, но «в этот момент получил выстрел — напролет пулю в затылок. Тут же он упал. Брюнет продолжал стрелять в меня и доктора Рицлера».

Чекисты уже собирались уходить, но в дверях Андреев оглянулся и увидел, что в зале Мирбах поднимается с пола. Андреев выхватил тогда из портфеля бомбу и бросил ее под ноги Мирбаху. Бомба не взорвалась, и Андрееву пришлось заталкивать Мирбаха назад в залу руками. Затолкав, он вынул револьвер, но в это время Блюмкин бросил свою бомбу.

Она сработала.

Посыпались осколки, куски штукатурки.

Взрывом вынесло оконные рамы, и Блюмкин выпрыгнул в окно следом за Андреевым. Падая, он подвернул ногу, а тут еще из посольства начали стрелять, и, когда Блюмкин доковылял до автомобиля, обнаружилось, что он ранен.

Андреев повез Блюмкина в лазарет, который находился при штабе подчиненного ВЧК отряда Попова.

Надо отметить, что вся история с убийством Мирбаха как-то очень органично вписывается в стилистику деятельности руководимой Дзержинским комиссии. Дзержинский, как мы знаем, никогда не дорожил неприкосновенностью посольских работников.

Вернувшись в августе в органы, он начнет новый этап своей деятельности с того же, чем закончил перед отпуском, — организует вооруженный налет, только теперь уже на английское посольство.

То, что Дзержинский знал о планах Блюмкина посетить немецкое посольство, подтверждается поведением Феликса Эдмундовича после убийства Мирбаха.

Хотя Рицлер и Миллер и описали Блюмкина очень не точно и сильно состарили его, Ф. Э. Дзержинский расшифровал, кто совершил преступление.

Разумеется, это можно объяснить проницательностью Дзержинского, но почему он отправился разыскивать террористов сразу в отряд Попова, объяснить невозможно.

Кстати, в отряд Попова Феликс Эдмундович приехал без охраны.

Впрочем, какая нужна была охрана, если Дзержинский ехал в подчиненную ему часть.

Что произошло дальше, хорошо известно по книгам и фильмам — Дзержинского арестовали.

Или, что гораздо вероятнее, Дзержинский сделал вид, что его арестовали.

«Я потребовал от Попова честного слова революционера, чтобы он сказал, у него Блюмкин или нет. На это он мне ответил: «Даю слово, что не знаю, здесь ли он» (шапка Блюмкина лежала на столе).

Тогда я приступил к осмотру помещения, оставив при Попове товарища Хрусталева, и потребовал, чтобы все оставшиеся оставались на своих местах. Я стал осматривать помещение с товарищами Трепаловым и Беленьким.

Мне все открывали, одно помещение пришлось взломать.

В одной из комнат товарищ Трепалов стал расспрашивать находящегося там финна, и тот сказал, что такой там есть. Тогда подходят ко мне Прошьян и Карелин и заявляют, чтобы я не искал Блюмкина, что граф Мирбах убит им по постановлению ЦК их партии, что всю ответственность берет на себя ЦК.

Тогда я заявил им, что я их объявлю арестованными и что если Попов откажется их выдать мне, то я его убью как предателя. Прошьян и Карелин согласились тогда, что подчиняются, но вместо того чтобы сесть в мой автомобиль, бросились в комнату штаба, а оттуда прошли в другую комнату.

При дверях стоял часовой, который не пустил меня за ними; за дверями я заметил Александровича, Трутовского, Черепанова, Спиридонову, Фишмана, Камкова и других, не известных мне лиц.

В комнате штаба было около 10–12 матросов, я обратился к ним тогда, требуя подчинения себе, содействия в аресте провокаторов. Они оправдывались, что получили приказ в ту комнату никого не пускать.

Тогда входит Саблин, подходит ко мне и требует сдачи оружия; я ему не отдал и снова обратился к матросам, позволят ли они, чтобы этот господин разоружил меня — их председателя, что их желают использовать для гнусной цели, что обезоружение насильственное меня, присланного сюда от Совнаркома, — это объявление войны Советской власти.

Матросы дрогнули; тогда Саблин выскочил из комнаты.

Я потребовал Попова, тот не пришел; комната наполнялась матросами, подошел тогда ко мне помощник Попова Протопопов, схватил за обе руки, и тогда меня разоружили…» {257} 257 Красная книга ВЧК. т. 1. С. 258–259.

Обратите внимание, как по-хозяйски ведет себя Ф. Э. Дзержинский в отряде Д. И. Попова. Немыслимо, но командир «мятежного» отряда никак не противодействует ему, позволяя осматривать помещения и даже взламывать двери.

Противодействие Феликс Эдмундович встретил, только когда попытался вломиться на совещание ЦК партии левых эсеров, а разоружили его лишь после угрозы застрелить командира отряда Д. И. Попова.

Очень странно и то, что Ф. Э. Дзержинский узнал шапку Блюмкина, лежащую на столе. Ведь чуть выше Феликс Эдмундович заявлял, что «Блюмкина я ближе не знал и редко с ним виделся».

Шапку тем не менее он сразу узнал…

Во всяком случае, и обстоятельства ареста, и его последствия — и Дзержинский, и его помощники отделались (даже по официальной версии) легким испугом — выглядят как-то очень несерьезно.

Впрочем, и все связанное с эсеровским мятежом выглядит весьма странно.

Когда к восставшему полку Попова присоединилась часть полка им. Первого Марта, силы эсеров составляли уже 1800 штыков, а у большевиков в Москве было всего 720 штыков при примерном равенстве броневиков и орудий…

Однако никакой попытки реализовать преимущество эсеры не предприняли.

Более того, все руководство партии эсеров после совещания в отряде Д. И. Попова, как будто никакого мятежа и не было, почему-то отправилось в Большой театр на заседание Съезда, где и было арестовано.

К. Х. Данишевский, один из руководителей латышских частей, занимавшихся разгромом восстания, вспоминает:

«Выстрел по Кремлю сигнализировал начало восстания левых эсеров (6 июля около 15 часов).

Уже до этого (курсив мой. — Н.К. ) было дано секретное указание делегатам съезда, членам РКП (б) оставить помещение съезда (Большой театр) и направиться в рабочие районы, на предприятия для организации рабочих масс против контрреволюционного мятежа левых эсеров…» {258} 258 Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине. В 10 т. М., Из-во политической литературы, 1990. т. 5. с. 213.

Это, конечно, чисто большевистская предусмотрительность — начать ликвидацию мятежа до его начала. Но никакой мистики тут нет, если допустить, что убийство Мирбаха действительно было сигналом, только не эсерам, а большевикам.

Эсеры к восстанию были не готовы, даже грозные воззвания их были приняты наспех, на том самом совещании в отряде Попова, на которое рвался Ф. Э. Дзержинский и на которое не пустили его.