Владимир Потемкин - Дипломатия в новейшее время (1919-1939 гг.)

Вызывающее выступление германского правительства придало смелости и Муссолини. Убедившись в действительном «безволии» правительств, занимающих в Лиге господствующее положение, он решил проявить свою собственную волю. После Стрезы и Женевы ничто не мешало ему дать приказ своим войскам перейти в наступление против Абиссинии.

Между Берлином и Римом шла оживлённая перекличка. «Ось» Берлин — Рим завертелась, не встречая противодействия ни Англии, ни Франции.

Правда, в демократических кругах английской общественности пассивность и попустительство правительства в отношении нарушителей мира вызывали недовольство и протесты. В течение целого года оппозиция в английской Палате общин добивалась от правительства объяснения, почему в Стрезе не был поставлен перед Муссолини вопрос об Эфиопии. Сам Муссолини теперь издевательски заявлял, что он больше всех удивлялся, почему в Стрезе ничего не было сказано об Эфиопии. Все молчали, и он понял это молчание как одобрение его позиции.

Значительно позже, 22 октября 1935 г., новый министр иностранных дел Великобритании Сэмюэль Хор неожиданно заявил в Палате общин: «Неверно, что вопрос об Абиссинии не затрагивался в Стрезе. Правда, он формально не рассматривался на самой конференции, однако он подвергнут был обсуждению между членами двух делегаций». Очевидно, речь шла об англичанах и итальянцах. Внести эту поправку Хор был вынужден потому, что оппозиция всё время донимала министров вопросом: для чего же в Стрезу брали экспертов по абиссинским делам, если там не предполагалось подвергнуть эти вопросы обсуждению.

Пришлось и Идену давать в Палате общин объяснение, какова была позиция Англии в Стрезе по абиссинскому вопросу. Идеи заявил, что конференция в Стрезе созвана была для рассмотрения европейских вопросов. Поэтому в порядок дня и не внесены были абиссинские дела.

По европейским проблемам представители трёх государств пришли в Стрезе к соглашению. «После этого, — заявлял Идеи, — трудно было предположить, что одна из трёх держав, только что объявивших целью своей согласованной политики коллективную защиту мира при помощи Лиги наций, предпримет действия на другом континенте, ставящие под угрозу эту организацию».

В связи с выступлением Идена в Палате общин возник любопытный диалог между ним и Ллойд Джорджем.

«Ллойд Джордж: Надо ли понимать, что в Стрезе не было обсуждения «абиссинского вопроса» между нашим премьер-министром и синьором Муссолини?

Иден: Никакого официального обсуждения там не было.

Ллойд Джордж: Было ли там вообще какое-либо обсуждение этого вопроса?

Иден: Не между главами делегаций».

Политика «умиротворения агрессора», проводимая Макдональдом и Саймоном в Женеве, подверглась критике со стороны представителей парламентской оппозиции.

«Это было наиболее крупной из грубых ошибок, совершённых английской дипломатией за эти несчастные годы», — говорил лейбористский депутат Эттли в Палате общин спустя месяц после того, как Эфиопия была разгромлена Италией и негус покинул свою столицу. «Можно ли порицать Муссолини за то, что после того, как была упущена возможность прямых переговоров с ним об Эфиопии, он считал, что британское правительство не очень серьёзно интересуется его планами относительно Абиссинии?»

Столь же резко осуждал деятельность английской дипломатии и Уинстон Черчилль.

«Совершенно очевидно, — говорил он в своей речи в Палате общин 11 июля 1935 г., — что мы своими действиями ослабили Лигу наций и нанесли ущерб идее коллективной безопасности. В результате этой политики нарушение договоров Германией не только оправдано, но даже одобрено, а «фронт Отрезы» поколеблен, если не распался…»

Франко-советский пакт о взаимопомощи (2 мая 1935 г.).После Стрезы и чрезвычайной апрельской сессии Совета Лиги наций оживились переговоры о заключении франко-советского пакта. Демократические круги Франции все настойчивее высказывались за скорейшее заключение договора. Это вынуждало Лаваля проявить большую активность в переговорах с Москвой. Разумеется, у него были и свои скрытые соображения. Лаваль считал, что успешно договорился с Муссолини. С другой стороны, и Гитлер как будто не возражал против заключения двусторонних пактов между будущими участниками общего договора о ненападении. Более того, по расчётам Лаваля, заключение франко-советского пакта должно было повысить международный удельный вес Франции и побудить Германию договариваться с ней на более выгодных для французской дипломатии условиях. А к соглашению с Германией Лаваль стремился упорно и последовательно. Де Бринон непрерывно сновал между Парижем и Берлином. В кругах, близких к французскому министру иностранных дел, уже во второй половине апреля 1935 г. проговаривались, что Лаваль заручился согласием Гитлера на «тур вальса с СССР». Дипломатические сотрудники Лаваля, которые вели переговоры с советским посольством в Париже, всячески старались придать будущему франко-советскому пакту чисто формальный характер; для этого они стремились устранить из него всё то, что могло сообщить ему силу действенного инструмента мира. В частности порядок решения вопроса об оказании помощи стороне, подвергшейся нападению агрессора, юристы Кэ д'Орсэ во что бы то ни стало хотели подчинить сложной процедуре согласования с Советом Лиги наций. Советская дипломатия отнюдь не помышляла противопоставлять франко-советский пакт уставу Лиги наций. В основу пакта она стремилась положить те статьи устава, которые предусматривали незамедлительное оказание взаимной помощи в случае акта агрессии, направленного против одной из договаривающихся сторон. В конце концов советской дипломатии удалось склонить французов к принятию соответствующих формулировок договора. Статья 3 договора гласила: «Принимая во внимание, что согласно статье 16 устава Лиги наций каждый член Лиги, прибегающий к войне вопреки обязательствам, принятым в статьях 12, 13 или 15 устава, тем самым рассматривается как совершивший акт войны против всех других членов Лиги, СССР и Франция взаимно обязуются, в случае если одна из них явится в этих условиях и несмотря на искренние мирные намерения обеих стран предметом невызванного нападения со стороны какого-либо европейского государства, оказать друг другу немедленно помощь и поддержку, действуя применительно к статье 16 устава».

Точный смысл приведённой статьи 3 договора разъяснялся в протоколе подписания договора 2 мая 1935 г. Пункт 1 этого протокола гласил:

«Условлено, что следствием статьи 3 является обязательство каждой договаривающейся стороны оказать немедленно помощь другой, сообразуясь безотлагательно с рекомендациями Совета Лиги наций, как только они будут вынесены в силу статьи 16 устава. Условлено также, что обе договаривающиеся стороны будут действовать согласно, дабы достичь того, чтобы Совет вынес свои рекомендации со всей скоростью, которой потребуют обстоятельства, и что если, несмотря на это, Совет не вынесет по той или иной причине' никакой рекомендации или если он не достигнет единогласия, то обязательство помощи, тем не менее, будет выполнено».