Ева Кюри - Мария Кюри

- Маня, ты сошла с ума!

- Нет. Сначала ты будешь жить на свои деньги. А потом я так устроюсь, что буду посылать тебе на жизнь, папа тоже. А вместе с тем я буду копить деньги и на свое учение в дальнейшем. Когда же ты станешь врачом, поеду учиться, а ты мне будешь помогать.

На глазах Брони проступают слезы. Она понимает все величие такого предложения. Но в Маниной программе есть один неясный пункт.

- Одно мне непонятно. Неужели ты надеешься зарабатывать столько денег, чтобы и жить самой, и посылать мне, да еще копить?

- Именно так! - непринужденно отвечает Маня. - Я нашла выход. Я поступлю гувернанткой в какое-нибудь семейство. Мне будут обеспечены квартира, стол, прачка, а сверх того я буду получать в год рублей четыреста, а то и больше. Как видишь, все устраивается.

- Маня... Манечка!

Броню волнует не будущая зависимость Мани от других людей. Ей, подлинной "идеалистке", общественные предрассудки так же чужды, как и Мане. Не это... а мысль, что Маня, давая ей возможность теперь же приступить к высшему образованию, обрекает себя на ремесленную работу, мучительное ожидание. И Броня сопротивляется.

- А почему мне ехать первой? Почему не обменяться нам ролями? Ты такая способная... вероятно, способнее меня. Ты очень быстро пойдешь вперед. Почему же я?

- Ах, Броня, не строй из себя дурочку! Да потому, что тебе двадцать лет, а мне семнадцать! Потому, что ты уже целую вечность бегаешь, хлопочешь по хозяйству, а я располагаю своим временем как хочу. Да и папа того же мнения: вполне естественно, что старшая поедет первой. Когда у тебя будет практика, тогда ты осыплешь меня золотом - во всяком случае, я так рассчитываю! Наконец-то мы сделаем что-то разумное, действительно полезное!

* * *

Сентябрьское утро 1885 года, в приемной агентства по найму сидит молоденькая девушка, дожидаясь своей очереди. Из двух платьев она выбрала самое простое. На голове поношенная шляпка, шпильки кое-как придерживают светлые кудри, отпущенные несколько месяцев тому назад. Гувернантке, хотя бы и "позитивистке", не полагается быть стриженой. Она должна быть корректной, обыкновенной, такой, как все.

Дверь открывается. Из нее выходит худая женщина с унылым выражением лица, идет по приемной и перед выходом делает Мане прощальный жест. Товарка Мани по профессии. Сидя рядом на плетеных стульях, единственной мебели в приемной, они успели поговорить друг с другом несколько минут и взаимно пожелать удачи.

Маня встает со стула и вдруг робеет. Машинально стискивает рукой тонкую пачку документов и каких-то писем. В соседней комнате за крошечным письменным столом сидит полная дама.

- Что вам угодно, мадемуазель?

- Место гувернантки.

- Имеете рекомендации?

- Да... Я уже давала частные уроки. Вот рекомендательные письма от родителей моих учеников. Вот аттестат.

Директриса агентства просматривает профессиональным взглядом документы Мани. Внимание директрисы на чем-то останавливается. Она поднимает голову и уже с большим интересом разглядывает молоденькую девушку.

- Вы хорошо владеете немецким, русским, французским и английским?

- Да, мадам. Английским немного хуже... Но могу преподавать все, что требуется программой казенных учебных заведений. Я кончила гимназию с золотой медалью.

- А! Какие же ваши условия?

- Полное содержание и четыреста рублей в год.

- Четыреста, - повторяет дама ничего не выражающим тоном. - Кто ваши родители?

- Мой отец учитель гимназии.

- Хорошо. Я наведу, какие требуется, справки. Для вас у меня, возможно, и найдется кое-что. А сколько же вам лет?

- Семнадцать, - отвечает Маня, густо покраснев, но тут же добавляет, спохватившись: - Скоро восемнадцать.

Дама безупречным "английским" почерком заносит на карточку новой кандидатки:

"Мария Склодовская. Хорошие рекомендации. Дельная. Желаемое место: гувернантка. Плата: четыреста рублей в год".

Она возвращает Мане ее бумаги.

- Благодарю, мадемуазель. Когда будет нужно, я вам напишу.

ГУВЕРНАНТКА

Маня - своей двоюродной сестре Хенрике Михаловской, 10 декабря 1885 года:

Дорогая Хенрика, со времени нашей разлуки я веду жизнь пленницы. Как тебе известно, я взяла место в семье адвоката Б. Не пожелаю и злейшему моему врагу жить в таком аду! Мои отношения с самой Б. в конце концов сделались такими натянутыми, что я не вынесла и все ей высказала. А так как и она была в таком же восторге от меня, как я от нее, то мы отлично поняли друг друга.

Их дом принадлежит к числу тех богатых домов, где при гостях говорят по-французски - языком французских трубочистов, где по счетам платят раз в полгода, но вместе с тем бросают деньги на ветер и при этом скаредно экономят керосин для ламп.

Имеют пять человек прислуги, играют в либерализм, а на самом деле в доме царит беспросветная тупость. Приторно подслащенное злословие заливает всех, не оставляя на ближнем ни одной сухой нитки.

Здесь я постигла лучше, каков род человеческий. Я узнала, что личности, описанные в романах, существуют и в действительности, а также то, что нельзя иметь дела с людьми, испорченными своим богатством.

Картина беспощадная. Написанная человеком, чуждым злобе, она показывает, какой еще наивной была Маня и сколько оставалось в ней иллюзий. Входя наугад в польскую богатую семью, она рассчитывала там найти благодушных родителей и милых деток. Она была готова привязаться к ним, полюбить их. И какое жестокое разочарование!

Письма этой молодой наставницы дают нам возможность косвенным путем оценить превосходство окружения родной семьи, с которой она только что рассталась. Конечно, и в своем кругу интеллигенции Мане приходилось встречать ничтожных личностей, но даже среди них она не замечала душевной низости, корысти, отсутствия чувства чести. У себя дома ни одно грубое или дурное слово не доходило никогда до ее слуха. Семейные ссоры, злые пересуды привели бы Склодовских в ужас. Всякий раз, когда Маня сталкивается с глупостью, мелочностью, вульгарностью, мы видим, что она изумлена, возмущена.

Высокие духовные качества спутников Маниной юности, их яркая умственная культура позволяют найти ответ на одну загадку... Почему окружающие Маню не заметили в ней еще раньше ее призвания, ее особых дарований? Отчего не послали ее в Париж учиться, а позволили стать гувернанткой?

Среди исключительно одаренных личностей, рядом с тремя молодыми людьми, получавшими один за другим дипломы и медали, такими же блестящими, честолюбивыми, горячими в работе, как и сама Маня, будущая Мари Кюри не казалась исключением. Другое дело в среде ограниченных людей - там большие дарования сразу дают о себе знать, вызывают удивление, толки. Здесь же растут под одной кровлей Юзеф, Броня, Эля, Маня - все наделенные большими способностями и знаниями. Вот почему ни старики, ни молодежь этой семьи не разглядели в одном из молодых ее членов проявление большого, особого ума. Никто еще не замечает, что Маня - человек другого склада, не такого, как ее брат и сестры. Да об этом она не подозревала и сама.