Ева Кюри - Мария Кюри

Если опыт не дает желаемого результата, у Мари вид человека, сраженного неожиданным несчастьем. Она сидит на стуле, скрестив руки, сгорбившись, с пустым взглядом, и в это время похожа на старую, очень старую крестьянку, молчаливую, убитую горестной утратой. Сотрудники, глядя на нее, предполагают какой-нибудь несчастный случай, драму, спрашивают в чем дело. Мари мрачным тоном дает исчерпывающее пояснение: "Не удалось осадить актиний Х", - а то и прямо обвинит врага: "На меня сердит полоний!"

Но при каждом успехе она становится трепетной, живой, веселой. Счастливая, она мирится с Наукой, готова смеяться и приходить в восхищение.

Если кто-нибудь из коллег, воспользовавшись ее хорошим настроением, попросит показать какой-нибудь опыт, она с готовностью подведет его к счетчику частиц и сама будет восхищаться свечением минерала виллемита под действием радия.

При этом серые глаза ее блестят от удовольствия. Можно подумать, что Мари созерцает произведения Боттичелли или Вермера.

- Ах какое красивое явление! - шепчет Мари.

КОНЕЦ МИССИИ

Мадам Кюри нередко заговаривает о своей смерти. Внешне спокойно обсуждает это непреложное событие и представляет себе реальные его последствия. Не смущаясь, произносит фразы: "Ясно, что долго я не проживу", или "Меня беспокоит судьба Института радия после того, как меня уже не будет".

Но на самом деле в ней не было ни истинной безмятежности, ни примирения. Всем своим существом она отталкивает от себя мысль о конце. Те, кто ею восхищается издалека, воображают прожитую ею жизнь бесподобной. С точки же зрения Мари, ее прошлая жизнь пустяки по сравнению с предпринятым ею делом.

Тридцать лет тому назад Пьер Кюри, предвидя смерть, ускоренную несчастным случаем, с трагическим пылом уходит весь в научную работу. Мари в свой черед принимает вызов смерти. Для защиты от ее наступления Мари лихорадочно воздвигает вокруг себя укрепления из проектов и необходимости выполнения долга. Не обращает внимания на возрастающую с каждым днем слабость, на угнетающе действующие постоянные недомогания: плохое зрение, ревматизм в одном плече, раздражающий шум в ушах.

Разве в этом дело? Есть вещи поважнее. Мари только что построила в Аркейе завод для массовой переработки радиоактивных минералов. Она с увлечением проводит в нем первые опыты. Она занята работой над своей книгой - научным памятником, какого после ее смерти не сможет создать никто. А вот исследования по семейству актинидов идут недостаточно успешно! А не надо ли ей заняться изучением "тончайшей структуры" альфа-частиц? Мари встает рано, бежит в лабораторию, возвращается домой вечером, после обеда...

Она работает с большой поспешностью и с присущей ей неосторожностью. В отношении себя самой она не соблюдает мер безопасности, которые строго предписывает своим ученикам: трогать пробирки с радиоактивными веществами только пинцетом, не прикасаться к неизолированным пробиркам, пользоваться свинцовыми щитами во избежание вредных облучений. Она, конечно, позволяет исследовать кровь и у себя, так как это общее правило в Институте радия. Формула состава ее крови отклоняется от нормы. Неудивительно! Уже тридцать лет Мари Кюри имеет дело с радием, вдыхает его эманацию. На протяжении четырех военных лет она, кроме того, подвергалась опасным излучениям рентгеновских аппаратов. Небольшое изменение состава крови, неприятная болезненность в кистях рук, обожженных радием, то сохнущих, то мокнущих, в конце концов уж не такое жестокое наказание за столь рискованные действия!

В декабре 1933 года приступ какой-то болезни одолевает Мари еще больше. Рентгеновский снимок обнаруживает довольно крупный желчный камень. Та же болезнь, что унесла и старика Склодовского! Мари боится операции и во избежание ее устанавливает для себя определенный режим и лечится.

Уже давно ученая не обращает внимания на внешние удобства жизни и все откладывает осуществление своих личных заветных планов - постройку собственного летнего дома в Со и перемену зимней квартиры в Париже, а теперь вдруг развивает бурную деятельность.

Просматривает сметы и не колеблясь идет на крупные расходы. Решено летом выстроить виллу в Со. А в октябре Мари уедет с набережной Бетюн и займет квартирку в новом, современном доме, построенном в Университетском городке.

Она чувствует слабость, но старается убедить себя, что здоровье ее неплохо. Ездит в Версаль кататься на коньках, отправляется к Ирен в Савойю, чтобы походить вместе с ней на лыжах. Радуется, что ее тело сохранило еще гибкость и подвижность. На Пасху она пользуется приездом Брони и совершает с ней путешествие на юг в автомобиле.

Эта затея имела гибельные последствия. Мари захотелось ехать не прямо, а с заездами в стороны, чтобы показать Броне красивые места. Когда, наконец, после нескольких переездов они доехали до виллы в Кавальере, она вся измучилась и продрогла. В вилле стоял холод, и наспех затопленные калориферы прогрели дом не скоро. Мари, дрожа от озноба, сразу впала в отчаяние. Она рыдала в объятиях Брони, как больной ребенок. Ее одолевал страх, что из-за какого-нибудь бронхита у нее не хватит сил закончить свою книгу. Броня ухаживает за сестрой и успокаивает ее.

На следующий день Мари преодолела упадок духа, и он больше не возобновлялся.

Несколько солнечных дней ободрили ее и утешили. При возвращении в Париж она чувствует себя уже гораздо лучше. Врач находит, что у нее грипп и, как все врачи за последние сорок лет, что она переутомлена. Небольшую температуру, держащуюся все это время, Мари считает пустяком. Броня уезжает в Варшаву со смутным чувством тревоги.

Перед отходом варшавского поезда на вокзальной платформе, где они так часто прогуливались раньше, сестры целуются в последний раз.

Состояние здоровья Мари колеблется - то лучше, то хуже. В дни, когда она чувствует себя крепче, она ходит в лабораторию. В дни подавленного состояния, слабости сидит дома и пишет свою книгу. Несколько часов в неделю посвящает новой квартире и планам виллы в Со.

8 мая 1934 года она пишет Броне:

Я чувствую все возрастающую потребность иметь собственный дом с садом и горячо желаю, чтобы мне это удалось. Затраты на постройку можно свести к доступной мне сумме, и я смогу начать закладку фундамента.

Но коварный враг действует быстрее. Лихорадочное состояние и озноб усиливаются. Еве приходится терпеливо пускать в ход дипломатию, чтобы мать согласилась принять доктора. Под предлогом, что люди этой профессии надоедливы, что им она не может платить (ни один врач не брал гонорара от мадам Кюри), Мари все время отказывалась от постоянного врача. Эта ученая, этот друг прогресса, отказывается от лечения, как простая крестьянка.