Вольдемар Балязин - Семнадцатый самозванец

По совету Выговского Анкудинов направил к московскому послу одного из своих слуг, назначив Унковскому на завтра в полдень свидание в церкви.

Тимоша и Костя весь остаток дня советовались, как им вести себя с послом и что говорить. И хотя и решили стоять на прежнем, покоя в душе ни у того, ни у другого не было.

Тимоша заснул под утро. Снилась ему Вологда, мать, владыка Варлаам, табуны в ночном.

Проснувшись близко к полудню, Тимоша вспомнил ответы рукописного сонника или же "Снов толкователя", что видеть лошадь - ко лжи, а многих лошадей - ко многим вракам. Видеть же попа - к несчастью. И закручинился. Но здесь в дверь постучали и на пороге появился Борис Тимофеевич Грязново, близкий к гетману человек, муж великого разумения. Был Борис из старого дворянского рода и бежал к гетману Богдану, рассорившись со всеми своими родственниками и свойственниками, коих считал много глупее и ниже себя. Бит Борис горд, ни перед кем шапки не ломал, знатность рода не ставил и в грош, и превыше всего ценил ум человека - будь то холоп или князь.

И потому к Ивану Васильевичу Шуйскому испытывал Борис большую приязнь.

Узнав от Выговского о предстоящем свидании Унковского с Шуйским, Борис поспешил к своему приятелю с тем, чтобы укрепить его добрым советом.

Тимоша, увидев Грязново, обрадовался.

- Добрая примета на весь день, когда добрый человек с утра в дом жалует, - сказал он приветливо. Грязново склонил голову, сказал, добродушно ворча;

- Чего это ты, князь, подобно старухе-богомолке о приметах баишь, али худой сон видел?

- Видел, - простодушно признался Тимоша, широко улыбаясь.

- Не о снах да приметах надобно тебе думать. О яви нонешней подумай, - так же ворчливо продолжал Грязново. - Тебе ныне с дьяволом встретиться надлежит и ты духом будь крепок, а умом ясен. И ни на какие его слова отнюдь не прельщайся. Не для того царь послов да гонцов то в Варшаву, то в Чигирин, то в Киев шлет, чтоб тебе милость свою явить - не сын ты ему - супостат. И ты это знай, и ни единому слову Васьки Унковского не верь.

- Да нешто я дитё, - обидчиво возразил Тимоша.

- Знаю, князь Иван, что и умен ты и осторожен, но чем чёрт не шутит, когда бог спит? - засмеялся Борис.

* * *

Когда Анкудинов пришел в церковь, Унковский был уже там. "Видать, тебе увидеться со мной не терпится больше, чем мне с тобой", - подумал Тимоша, вглядываясь в бледное, благообразное лицо царского посла.

Унковский тоже неотрывно глядел в лицо Анкудинову - сурово и спокойно. Оба они сразу же узнали друг друга: хотя и не часто, но встречались в московских приказах по разным бумажным делам.

Тимоша, войдя в церковь, снял шапку, и получилось, что он вместе с угодниками божьими заодно приветствует и Василия Яковлевича. Унковский в ответ еле наклонил голову. Не называя Анкудинова ни по фамилии, ни по имени, Унковский сказал:

- Надобно тебе ехать в Москву.

- Кому это надобно? - спросил Тимоша дерзко.

- Великому государю Алексею Михайловичу, - ответил Унковский с сдерживаемым раздражением.

- Пошто я ему занадобился? Ай жить без меня не может?

- Ты, Тимофей, не дури. Если государь велит - сполняй. Много ты дурного ему учинил, но он все то тебе прощает. А не поедешь, - голос Унковского стал строгим и пугающим, - достанем тебя силой и привезем, где бы ты ни обретался.

- Да зачем я ему - государю? Ежели он меня простил, для чего же меня в Москву требовать? Для награды? - в голосе Анкудинова звенела все та же насмешливая струна, с самого начала раздражавшая Унковского.

- Не холопье дело - рассуждать! - взорвался посол. - ТЫ прежде исполни, что тебе велено, а потом уж увидишь - зачем да почему,

- А я сызмальства в дураках не ходил, и холопом себя никогда не считал! По мне, тот - холоп, кто себя таковым сам понимает, будь он хотя бы боярин, князь, или государев посол!

- Вот как ты заговорил, христопродавец! - покраснев, будто от удушья, закричал Унковский. - За сколько Серебреников продал народ свой, Иуда?!

- Это ты будешь о народе радеть, благодетель? - по-прежнему тихо, но уже без насмешки, а с еле сдерживаемой яростью спросил Анкудинов. - Ты будешь мне говорить о народе? Да вы его десять тысяч раз ограбили, обездолили и продали - ты, твой царь и вся ваша воровская ватажка!

Вы потому и боитесь меня, что я давно вас всех раскусил: понял, какие вы народу отцы и защитники. - Оттого-то и нет вам покоя, оттого-то и ловите вы меня, да только не поймаете. А я до вас когда-нибудь доберусь. Помяни мое слово, холопья душа - господин посол. И тогда не ждите у меня пощады, не будет её вам - народ не даст.

Тимоша повернулся и выскочил из церкви.

Сердце его гулко билось, он тяжело дышал от обиды и ярости, и в мозгу у него все время крутилась одра и та же фраза: "Никогда и ни за что не стану я больше переговаривать с царскими холуями. Никогда и ни за что".

* * *

После свидания в церкви рассерженный и вконец раздосадованный Унковский ещё раз призвал к себе Левко, называя его, впрочем, на московский лад Лёвкой, и из собственных рук дал готовому к убийству мещанину ладную пищаль - сверх посула, хотя и пищаль стоила немалых денег. И с той пищалью Левко ежедень крутился около Тимошиного двора и прятался у дороги, но жил вор очень бережно и казаков возле него было прикормлено много, и Левко, отчаявшись убить Тимошку из пищали, решил подыменщика отравить. Да только не знал, как к тому деду подступиться. И страшась потерять обещанную ему великую мзду, пошел напрямки.

Жил в Чигирине коновал и цирюльник Федор Пятихатка. Левко немного знал Федора, знал, что цирюльник пускает кровь, варит целительные зелья, знает заговоры от дурного глаза и поговаривают - может изготавливать яды для опоя и окорма. Одного не знал Левко, что Федор Пятихатка стародавний приятель Выговского и обо всем, что узнает, либо услышит, немедля сообщает генеральному писарю.

Левко пришел к Федору и попросил у него какого-либо отравного зелья, уверяя цирюльника, что его свояк, живущий на хуторе под Киевом, решил таким образом избавиться от волка, уже задравшего у него четыре овцы.

- А не две ли у того волка ноги? - спросил Пятихатка, - а то дам тебе зелья, а ты его супротив человека спользуешь.

Левко побожился, что никаких лихих замыслов он не имеет, носит крест, и только того и хочет, чтоб помочь свояку.

- Я дам тебе сильного яду, - сказал Федор, - от него не только волк медведь подохнет, но стоить это будет недешево.

Левко, услышав цену, ахнул:

- Дай ведь на такие деньги свояк две дюжины овец купит. Нешо нету у тебя зелья подешевле?

- Есть-то оно есть, да от него и петух может оклематься, а уж если хочешь кого наверняка уморить, то тогда и деньги плати, какие требую - не простое это зелье - заморское, из города Венеции, где проживают по таким делам на весь мир знаменитые мастера.